Нам, живущим. Реквием - Роберт Хайнлайн

Три руки протянулись вниз и вытащили его через люк.

– По местам! – скомандовал Барнс. – Приготовиться к старту!

Они ждали начала отсчета, когда Трауб вдруг протянул руку и коснулся плеча Барнса:

– Шкипер?

– Да, Мэнни?

Трауб оглянулся, не смотрят ли на них остальные двое, но те были заняты своими делами.

– Мы на самом деле сможем это сделать?

Барнс решил быть правдивым:

– Возможно, нет. – Он взглянул на Боулза: щеки адмирала ввалились; его вставная челюсть ушла вслед за прочим балластом. Барнс ухмыльнулся. – Но мы на самом деле постараемся это сделать!

Мама всегда занята, и у нее вечно нет времени ни для чего, кроме какой-то новой работы. В этом случае она берет и делает ее, даже если это нечто «неподобающее для леди», как сказала бы бабушка.

Она фактически построила наш новый дом – вот только когда мы в него въехали, он вовсе не был новым. Почти три месяца аромат скипидара обнаруживался в рисовом пудинге, а папочка жаловался, что он смирился с тем, что не может пользоваться электробритвой, пока мама меняет проводку, но он оценил бы, если бы другую его бритву в этот момент не использовали для зачистки изоляции на проводах.

Мама его не услышала: она восстанавливала лестницу или что-то там еще.

В конце концов дом был закончен, оставалось только облицевать трубы в новой ванной и очистить от хлама гараж, чтобы в нем поместился автомобиль. Прочие мелочи мама могла доделать в любой день, дожидаясь, пока в кастрюле закипает вода. Ей стало совершенно нечем себя занять, кроме разных пустяков, как то: вести уроки в воскресной школе, руководить благотворительным фондом, следить, чтобы папочка вовремя менял свои рубашки, и продолжать заниматься живописью, а также пьесой, которую она писала.

Папочка предложил ей заняться интеллектуальным развитием, но мама сказала: ерунда, все мозги, какие были необходимы семье, уже есть у папочки. Папочка страшный дока в племенных обычаях и культуре Юкатана и других подобных вещах. Кроме того, заявила мама, она переделала свою подставку для книг так, чтобы пристраивать ее на пылесос или на мойку, поэтому она уже достаточно интеллектуально продвинутая. Теперь ей нужны были физические упражнения.

Папа пригласил ее заняться рыбной ловлей, но мама сказала, что то, чем он там занимается, не похоже на физические упражнения и что на самом деле он делает все, чтобы рыбы оставили его в покое. Папочка возразил, что у рыбы больше опыта, чем у него, и вообще, кто он такой, чтобы настаивать на собственной выгоде? Папочка вечно так говорит, чтобы повеселить первокурсников.

Так или иначе, но именно поэтому мы занялись фигурным катанием.

Без папы – только мама, мелкий и я. Папочка сказал, что он уже пробовал кататься на коньках, что у него слабые лодыжки, поэтому ступайте себе и наслаждайтесь без меня. Он оформил семейный страховой полис от несчастных случаев и закрыл эту тему.

Я полюбила фигурное катание – всё, кроме падений и промокших штанов. Теперь-то я знаю, почему тот, другой лед называют «сухим»: лед, по которому катаются на коньках, совсем не сухой. Мелкому тоже понравилось, потому что он мог налетать на всех вокруг, врезаясь в людей и доставляя неприятности взрослым. Ну а мама ухватилась за фигурное катание так, будто всю жизнь шла к этой цели.

У нее не было способностей к обязательным фигурам: мамина техника не позволяла ей выписывать «восьмерки» на небольшом пятачке льда. А вот танцы она любила – она танцевала танго и вальсы и уже подбиралась к вещам посложнее, когда наш клуб начал готовиться к ледовому карнавалу. И это в то время, как я все еще боролась с моухоком[82] в фоуртинстепе. Фоуртинстеп – первый танец, которому вас учат. Мама меня безнадежно превосходила, что было крайне нежелательно. Правда, в результате моих трудностей с моухоком в мою жизнь вошел Клифф.

Моухок отнюдь не индеец, да и Клифф тоже. Моухок – это поворот с перетеканием с лезвия одного конька на лезвие другого. Звучит не слишком понятно? Ну, в общем, вы катитесь на коньках так быстро, как можете, а потом внезапно поворачиваетесь и скользите назад. В это время ваш партнер скрещивает ноги, и вы, тесно обнявшись, поворачиваете под невообразимым углом. Так можно вывихнуть себе оба колена. На самом деле вы едва можете этого избежать. Когда я сообщила об этом папочке, он сказал, что все это звучит как-то глупо, за исключением перспективы покататься в инвалидном кресле.

Вы можете задаться вопросом, почему я упорствовала? Ну ладно, во-первых, мое сражение с моухоком вынудило Клиффа представиться и заняться моим обучением. Это было классно. Во-вторых, говорят, что любовь придает нам силы терпеть едва стоящего на коньках партнера девяносто дней – или даже шесть месяцев, если это истинная любовь. А вот это было нехорошо. По моим расчетам, у меня были максимум полгода на то, чтобы либо справиться с моухоком, либо изгнать Клиффа из своей жизни и посвятить ее благочестивым делам.

Этот моухок чуть меня не уделал, но Клифф был очень терпелив. Он сказал, что проблемы могут быть из-за моих ботинок, и дал мне какие-то вкладыши для пяток[83]. В конце концов я с грехом пополам ему научилась, и Клифф перешел к другим вещам.