Нам, живущим. Реквием - Роберт Хайнлайн

– Проверьте радио. Проверьте инструменты.

– Хорошо, доктор, – прозвучал голос Трауба в его наушниках.

– Хорошо, – присоединился Боулз.

– Готовы к декомпрессии?

Они подтвердили готовность, Корли нажал кнопку возле двери, и послышался приглушенный визг воздушных насосов. Постепенно его костюм начал подниматься и раздуваться. Ощущение было не ново: он проходил тренировки в вакуумной камере на базе в Мохаве. Он задался вопросом, как себя чувствует Трауб. Первый опыт с оболочкой Руби Голдберга[80] может быть пугающим.

– Как дела, Мэнни?

– Все в порядке.

– Знаю, в первый раз это кажется странным.

– Но это не первый раз, – ответил Трауб. – Я проверял работу этих радиопередатчиков в камере.

– Джентльмены, если вы прекратите болтать, – прервал Боулз, – то можете заметить, что контрольный индикатор показывает «вакуум».

– А? – Корли повернулся и отомкнул наружную дверь.

Он стоял в дверях, глядя на север. Безрадостные, залитые солнцем равнины тянулись к черному горизонту. Справа, пронзительно-резко в безвоздушном лунном ландшафте, поднималась стена гор, которые они должны были преодолеть. Он поднял глаза и нашел Большую Медведицу, полуночно-четкую, слепящую, как полуденная пустыня.

Боулз коснулся его руки:

– Подайте в сторону, Док. Я установлю лестницу.

– Прошу прощения.

Боулз привязал концы веревочной лестницы на крючки за дверью. Закончив, он сбросил лестницу вниз:

– Вперед, Док.

– Э-э-э, спасибо.

Корли нащупал первую ступеньку. В скафандре он чувствовал себя очень неуклюжим. Наконец он встал на колени, схватился за порожек, нашел ногами опору и начал спускаться.

Это было скорее неудобное, чем тяжелое занятие. Вместе со скафандром он весил меньше сорока килограммов. Корли обнаружил, что проще спускаться только на руках. Ниже своего подбородка он ничего не мог видеть, но по изгибу корпуса корабля мог оценивать, насколько далеко продвинулся. Наконец он добрался до уровня дюз. Спустился еще немного, нащупал почву и опустил ботинок в лунный грунт.

И вот Корли уже стоял на нем.

Он стоял, а его сердце бешено колотилось. Он попытался осознать и принять это и обнаружил, что не может. Тысячи раз Корли мысленно переживал этот миг, долгие годы жил с мечтой о нем. И вот миг настал. Корли все еще не расставался с мечтой.

Его плеча коснулся ботинок; он отступил назад, чтобы освободить место Траубу. Вскоре к ним присоединился Боулз.

– Ну и вот, – бессмысленно пробормотал адмирал и медленно огляделся по сторонам. – Смотри, Мэнни! Холмы! И недалеко.

Корли увидел, что Боулз смотрит на юг, выглядывая из-под реактивных сопел. Там равнину рассекала резко вздыбившаяся скала. Корли коснулся руки Боулза:

– Давайте отойдем от корабля. Здесь из-за выхлопа возможна небольшая радиоактивность.

– Согласен. – Боулз последовал за доктором, Трауб замыкал шествие.

Поднявшись обратно в рубку, Барнс не спешил приступать к работе. Вместо этого он сел и задумался. За последние… сколько прошло? Два? Три? Четыре дня, точно… у него не было никакой возможности собраться с мыслями, сбросить маску, которую он надевал на людях, и как-то облегчить душу.

Он чувствовал, что невыразимо устал.

Он поднял глаза и посмотрел на горы. Вот они стоят, высокие и неприступные, свидетели того, что он достиг цели своей жизни.

Но для чего? Для того, чтобы Корли мог исследовать неведомые внешние рубежи науки? Чтобы помочь Боулзу обеспечить безопасность западной цивилизации – или, наоборот, приблизить новый кризис?

Или сделать сиротами четырех детей, чей папаша был «очень домашним парнем», но его вынудили отправиться вместе с остальными?

Нет, он знал, что все это произошло потому, что Джимми Барнс был слишком маленьким для своего возраста, не умел работать кулаками и не имел приличной одежды, – так что ему пришлось стараться больше, чем всем прочим: заработать кучу денег, командовать кучей народа и строить самые быстрые самолеты. Он, Джеймс А. Барнс, достиг Луны потому, что никогда не был уверен в себе.

Он подумал о детях Мэнни, и все сжалось у него внутри.

Барнс прогнал хандру, повернулся к пульту управления радиостанцией, переключил ее на диапазон переносных раций и объявил:

– Это Джим Барнс, детишки, меня пригласил к вам Сламп, Супермыло. Слушайте, слушайте, где бы вы ни были!

– Джим! – отозвался голос Боулза. – Давай к нам!

– Позже, – ответил Барнс. – Где Док?

– Я тут, – ответил Корли, – уже возвращаюсь.

– Хорошо, – сказал Барнс. – Рыжий, я не выключаюсь. Сигнальте время от времени.

– Да, конечно, – согласился Боулз.

Барнс уселся за стол и начал высчитывать резервы реактивной массы. Если рассчитать орбиту корабля – довольно сложная задача, то вычислить, сколько понадобится воды, чтобы поднять его с планеты, очень просто, приблизительный ответ он получил уже через несколько минут.

Он провел рукой по волосам. Им по-прежнему не помешала бы стрижка – и ни одной парикмахерской на этой улице.

«Интересно, – подумал он, – правда ли, что волосы растут даже после смерти?»

Скрипнул люк, и Корли поднялся в рубку.

– Фух! – сказал он. – Как хорошо вылезти из скафандра. На солнце в нем действительно жарко.

– Газовый охладитель не справляется с жарой?

– Плоховато справляется. В этих скафандрах вообще трудно поворачиваться, Джим, – над ними нужно еще работать и работать.

– Все будет, – рассеянно ответил Барнс, – но реинжиниринг этого корабля куда более актуален, Док. Я говорю не о двигателе Корли – он в порядке, а о регуляторах. Они недостаточно чувствительны.

– Я знаю, – признался Корли. – Слабая отсечка – мы должны учесть эту задержку в автопилоте и использовать обратную связь.

Барнс кивнул:

– Да, разумеется, после того как мы вернемся – если мы сумеем вернуться. – Он наставил палец на ученого. – А с этим у нас проблемы.

Корли покосился на палец:

– Я знаю.

– Рыжий не найдет места, откуда наш дом будет в прямой видимости, эти горы чертовски высоки. Я просто хотел, чтобы он нам не мешал – и Мэнни тоже. Обсуждать это с Рыжим не имеет смысла, он уже собрался получить посмертно медаль конгресса, если погибнет, – и мы вместе с ним.