Военная агентурная разведка. История вне идеологии и политики - Владимир Соколов

С октябрем 1930 г. связаны и первые попытки преследования советских военачальников. Планировалось арестовать Тухачевского. Ознакомившись с делом, Сталин фактически признает, что чекистские материалы могут быть подлинными, а могут быть фальшивыми. Он приходит к выводу, что ОГПУ ничего не стоит сфабриковать заговор. Очная ставка с арестованными подтвердила невиновность военачальника. Однако его судьба была уже предопределена.

В ноябре 1930 г. руководство военной разведки доложило наркому цифры сметы Разведуправления на 1931 финансовый год. Соответствующее письмо за подписью Ворошилова было отправлено в политбюро. Как и в предыдущие годы, комиссия в смете что-то урезала. Но, очевидно, представленные цифры членов политбюро не удовлетворили. Рассмотрение этого вопроса переносится на декабрь.

На Украину из Москвы поступила Директива о проведении чистки кадров Украинского военного округа от бывших белогвардейцев и других сомнительных элементов.

Таким образом, ОГПУ УССР решало одновременно три задачи: ликвидация остатков недовольных в крестьянской среде, уничтожение бывших белогвардейцев, аресты и нейтрализация (расстрел) военных специалистов старой царской армии, перешедших на сторону советской власти. При этом сотрудники репрессивных органов удивлялись наивности офицерства, которое не догадывалось, что первые аресты военнослужащих из числа бывших офицеров знаменуют конец для всех «золотопогонников». Большинство из них были убеждены, что если кого-то из их коллег и арестовали, то на то имелись весомые основания. Не зря в ОГПУ офицерство в повседневности называли «радужниками», то есть людьми, оторвавшимися от реальности, которые живут радужными заблуждениями. Как правило, офицеров не судили — их расстреливали списками в «рабочем порядке». Казнь производили в Киеве и Харькове. Ставили к стенке по двое: такое указание пришло свыше. Палачи заметили, что в одиночку человек уходит из жизни мучительнее, поэтому решили к обреченным проявить гуманизм.

11 ноября 1930 г. заведующим Орграспредотделом ЦК ВКП(б) назначен Николай Ежов. Еще через две недели — по предложению Лазаря Моисеевича Кагановича — он получает разрешение присутствовать на заседаниях политбюро и получает доступ к документам, предназначенным для высшего партийного руководства. С этого времени Ежов окончательно укрепился в сталинской команде. Как следует из протокола допроса арестованного в 1938 г. наркома внутренних дел Ежова, он с 1930 г. сотрудничал с разведкой Германии.

Становление заграничных резидентур советской военной разведки было в основном закончено. Разведупр свою легальную сеть имел в виде атташатов в составе посольств (тогда они именовались полпредствами). Их штат зависел от общей численности полпредств. В крупных странах наряду с военными имелись также военно-морской и военно-воздушный атташе. Все они вели «официальную» военную разведку, то есть занимались легальным сбором данных о вооруженных силах государств их аккредитации.

Кроме того, работники РУ в качестве легальных представителей направлялись под «крыши» тех или иных советских недипломатических учреждений («Интурист», ВОКС и т. д.).

Третьей составной частью аппарата военной разведки были нелегальные резидентуры. Как правило, их возглавляли военнослужащие — кадровые сотрудники разведки, проживающие с иностранными паспортами под чужими фамилиями и именами. При Берзине были созданы обширные сети, замаскированные под коммерческие предприятия: резидентуры Л. Треппера во Франции, А. Гуревича — в Бельгии, Ш. Радо — в Швейцарии. Формы прикрытия гибко варьировались в зависимости от индивидуальных качеств и возможностей разведчика или агента. Связь с Центром осуществлялась по радио, однако, ввиду несовершенства тогдашней аппаратуры, использовались и курьеры.

Таким образом, в начале 30-х гг. прошлого столетия Разведупр имел в своем распоряжении сильный заграничный аппарат легальных резидентур, работающих под официальным прикрытием, и разветвленную нелегальную сеть. Лишь одна нелегальная берлинская резидентура, например, насчитывала 250 человек. На агентурную работу в 1929–1930 гг. было выделено 1 777 000 американских долларов и 1 143 560 рублей золотом (в эту сумму не входили оплата деятельности военных и военно-морских атташе, а также расходы на научные командировки).

В разведке ОГПУ внешний аппарат выглядел несколько иначе. Руководитель легальной резидентуры ИНО не имел официального «легального разведывательного» поста, а был закамуфлирован под дипломата (секретаря или советника посольства), располагавшего несколькими сотрудниками, чаще всего работающими в консульском отделе. Последние осуществляли как вербовку агентов, так и руководство уже существующей агентурой. Вопрос дипломатического прикрытия вызывал определенные трения между «чистыми» дипломатами и сотрудниками политической разведки. Находясь на положении второстепенного персонала посольств, руководители резидентур обычно не пользовались большим уважением послов. Однако последние вместе со своим штатом их побаивались из-за возможных доносов и предпочитали держаться от разведки подальше.

Иногда посол, недовольный тем, как резидент исполняет свои обязанности дипломатического сотрудника посольства, направлял на него жалобу. В этом случае персонал делился на два лагеря, каждый из которых поддерживал своего кумира. Такие споры заканчивались, как правило, прекращением полномочий обоих основных действующих лиц. Со временем «в Союз» следовали и их сторонники.

Нелегальная сеть была трех родов:

— под чужими фамилиями и именами за рубеж направлялись кадровые сотрудники ОГПУ (нелегальные резиденты), создававшие свои агентурные сети, поддерживающие связь с Москвой через легальные резидентуры;

— под чужими фамилиями и именами за рубеж направлялись кадровые сотрудники ОГПУ (нелегальные резиденты), создававшие свои агентурные сети, поддерживающие связь с Москвой самостоятельно;

— обученные граждане иностранных государств под своими реальными или вымышленными персональными данными формировали агентурные сети, поддерживая связь с Центром самостоятельно.

Успешной работе обеих «ветвей» разведки в 30-х гг. благоприятствовали факторы идеологического противостояния, возникшего в мире после Октября. Во-первых, еще в период формирования аппарата разведки в него пришли работники из Коминтерна, который по характеру своей деятельности был органом интернациональным. Во-вторых, к сотрудничеству преимущественно привлекались лица, благосклонно относящиеся к идее пролетарской солидарности, интернационального долга. В-третьих, возникновение фашистской опасности в Европе и Азии заставляло далеких от коммунизма антифашистски настроенных деятелей становиться союзниками Советского государства.

ОМС оказал большую помощь советским разведслужбам, вовлекая в секретную разведывательную работу иностранных коммунистов и тех, кто им сочувствовал, поскольку они скорее были готовы откликнуться на призыв о помощи, который исходил от Коммунистического интернационала, чем пойти на прямой контакт с советской разведкой. Многие лучшие иностранные агенты ОГПУ-НКВД и Разведупра 30-х гг. были уверены, что работают на Коминтерн.