Военная агентурная разведка. История вне идеологии и политики - Владимир Соколов

ОМС также положил начало созданию так называемых «передовых организаций», состоящих из коммуникабельных людей, которые выполняли функции вербовщиков. Эти структуры содержались за счет средств Отдела международных связей.

В то же время обе ветви советской разведки при поиске своих источников не ограничивались «идеологическим потенциалом». Ею широко использовались также методы игры на человеческих слабостях и материальной заинтересованности.

Дешевой разведки не бывает. Она любому государству обходится дорого. Советская военная и политическая разведка — не исключение.

Обе ветви разведки в межвоенный период работали на равных: имели практически одинаковую численность центрального аппарата, их легальные и нелегальные резидентуры действовали в одних и тех же странах, располагали примерно равным количеством резидентов и агентуры. Разведка покупала информацию, с ней сотрудничало много людей, работающих на Советский Союз «на материальной основе» не за советские рубли. Часть агентов рисковала жизнью не за деньги, а по идейным соображениям. Только это скорее исключение из правил. В то же время «идейность» также требовала определенной материально-денежной подпитки. За ценные информацию и документы, как и за риск, связанный с их добыванием, приходилось платить. И платить щедро, не жадничая. Соответственно обе разведки, а также Коминтерн тратили примерно одинаковое количество валюты. Случались и исключения. В какой-то год одна из спецслужб могла потратить валюты несколько больше, чем другая. Но если просчитать все валютные расходы, связанные с разведкой (Разведуправление Штаба РККА, ОГПУ, Коминтерн) за весь период их существования, суммы получились бы примерно одинаковые.

Валютные ассигнования на шпионаж утверждались на заседаниях политбюро ЦК ВКП(б), которое в кулуарах называли словом «инстанция». По каждому ведомству разведывательной триады создавалась комиссия, которая решала, сколько денег выделить на нужды той или иной разведки. Ее оппонентом был Наркомат финансов, как правило препятствующий слишком большим ассигнованиям и доказывающий необходимость экономии валютных средств. Согласованные с Наркоматом финансов предложения комиссии обсуждались на политбюро, постановления фиксировались в протоколах с грифом «Совершенно секретно. Особая папка». Решающее слово в отношении валютного финансирования на заседаниях имел генсек. Выписки из протоколов рассылались руководителям ведомств. Нарком обороны и его первые замы в Наркомате по военным и морским делам, курировавшие повседневную деятельность военной разведки, а также руководители ОГПУ отлично знали, сколько валюты им поступает. Как правило, каждый руководитель разведывательного ведомства постоянно вел борьбу с финансистами, требуя нужные деньги, убеждая их в правильности запросов, строчил соответствующие бумаги. Тем не менее даже при скудных ассигнованиях часть денег бессовестно расхищалась и тратилась на удовлетворение личных нужд «верхов». Чтобы убедиться в этом и представить себе масштабы хищений, достаточно ознакомиться с описями личного имущества таких деятелей, как Ягода, Ежов.

В конце каждого года у руководителей разведывательного сообщества начинались большие финансовые хлопоты. Суммы в устойчивой валюте (а таковой с середины 1920-х гг. считались английский фунт и американский доллар) на нужды агентурной разведки тратились по тем временам огромные. И каждый раз в конце года нужно было доказывать необходимость увеличения сметы, писать рапорты и доклады вышестоящему начальству.

С падением у агентуры веры в «мировую революцию» и уменьшением масштабов всеобщей поддержки первого в мире социалистического государства финансовые расходы на информацию увеличивались, а количество лиц, сотрудничающих с советской разведкой на «идейной основе.» с припиской «подкрепленной личной материальной заинтересованностью», из года в год возрастало.

25 декабря 1930 г. на заседании политбюро рассматривался вопрос финансирования военной разведки на 1931 финансовый год. Принято решение «поручить комиссии политбюро пересмотреть смету Разведуправления в сторону дополнительного сокращения».

Органами безопасности СССР принято решение об установлении агентурного сопровождения деятельности крупных военачальников. Особое внимание при этом было уделено Тухачевскому.

Подсудимый Г.Ф. Гринько, бывший председатель Госплана Украинской ССР, показал, что «к 1930 г. относится обсуждение в нашей организации вопроса о необходимости договориться с Польшей об оказании военной помощи повстанческому выступлению на Украине против советской власти. В результате этих переговоров с Польшей было достигнуто соглашение, и польский Генеральный штаб усилил переброску на Украину оружия, диверсантов и петлюровских эмиссаров».

7 января 1931 г. постановлением политбюро утверждена смета Разведупра на 1931 финансовый год. Военному ведомству выделялось 948 754 американских доллара и около 500 тысяч червонных рублей. Выписки из постановления были посланы Ворошилову (для сведения) и новому наркому финансов Гринько (для исполнения).

Начальство подвергло серьезной критике харьковское руководство ОГПУ. Ему рекомендовалось усилить репрессии как в среде военнослужащих РККА, так и в отношении бывших офицеров, находившихся на гражданской службе. Отставников в Харькове проживало сравнительно мало: до Первой мировой войны в городе стоял небольшой гарнизон и доля «золотопогонников» в нем, по сравнению с тем же Киевом, была невелика. Немногие вернувшиеся с фронта кадровые офицеры, а также представители армейской элиты революционного времени в своем большинстве в 1918–1919 гг. ушли к белогвардейцам и петлюровцам, а после Гражданской войны им и реэмигрантам из бежавших за границу различных белых армий в Харьков, как в столицу Советской Украины, было запрещено возвращаться. Таким образом, в городе к началу 1931 г. проживало не более сотни бывших офицеров, не служивших в РККА. «Особо не развернешься!» — говорили огэпэушники.

4 февраля 1931 г. на первой Всесоюзной конференции работников социалистической промышленности Сталин констатировал: «Мы отстали от передовых стран на 50-100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут».

В Красной армии усиливаются репрессии и в отношении бывших царских офицеров, проходящих службу на территории Украины. По данным на 7 февраля 1931 г., с начала года в подрывной деятельности против советской власти «сознались»: в Киеве — 68 военнослужащих РККА, в Днепропетровске — 29. В этих городах планировалось дополнительно арестовать еще около 200 человек. Успехи харьковских огэпэушников были намного скромнее. Но после очередной критики они исправились: за несколько дней арестовали почти всех (!) сотрудников штаба Украинского военного округа. Суровые условия следствия в Харькове практически не оставляли шансов большинству военных выжить в мясорубке местного О ГПУ.

С особой жестокостью следователи относились к армейской интеллигенции — штабным работникам и военным преподавателям гражданских вузов. К строевым командирам и случайно попавшим в ОГПУ штатским лицам пытки не применялись. Главным пунктом обвинений для большинства харьковских военных стала подготовка всеукраинского восстания.