Тайное становится явным - Марин Монтгомери

– Вы записываете людей на видео?

– Нет, но я слежу за их перемещением. Это GPS-маячок. Знаешь, что это такое, Элизабет Рэндалл?

Я застываю, как только с ее уст срывается мое имя – и фамилия моего отца.

– Устройство, которое отслеживает местонахождение человека.

– Именно. Молодец, – она подносит маячок к лицу, задумчиво его рассматривая. – Сегодня ты сказала мне, что идешь в школу, а на самом деле поехала в тюрьму, навестить отца, печально известного детоубийцу – Джонатана Рэндалла.

Я пытаюсь ее перебить, а она поднимает в воздух руку, показывая этим жестом, что мне надо замолчать. – Позволь мне закончить. Ты сможешь объяснить, какого хрена ты забыла в моем доме, чуть позже.

Я замираю на месте, обняв живот руками. Ребенок снова пинается, на этот раз сильнее, чем обычно. Сейчас это кажется мне плохим предзнаменованием.

– Первое – ты должна была спросить, можно ли тебе так далеко уезжать на нашей машине. Я разрешила тебе взять БМВ Ноя совсем для других целей. Второе – это устройство передает мне всю информацию в режиме реального времени. В том числе предупреждает меня, когда ты превышаешь скорость. Надо сказать, тебе удалось меня впечатлить. Иногда ты ехала даже медленнее, чем позволено правилами. Ты в курсе, что это очень опасно?

– Вы хотите сказать «БМВ Ноя и Лорен»?

– Что ты сказала? – переспрашивает Шарлотта и сжимает губы.

– Вы меня прекрасно слышали. Ваш фальшивый брак не очень-то удался, да?

– О чем ты говоришь? – бледнеет она. – Ты что, говорила с Лорен?

– А это важно? – я вздыхаю. – Вы друг друга заслуживаете.

Я пытаюсь ее обойти, но Шарлотта стоит в дверях, не позволяя мне выйти. Руки у нее сурово сложены на животе, улыбка постепенно превращается в оскал.

– Зачем?

– Что зачем? – спрашиваю я, со страхом заглядывая ей в глаза.

– Зачем ты нарушила нашу идиллию, Элизабет? – Ее рука тянется к моему животу. – Я смогла оставить прошлое позади. Знаешь, сколько времени я была совсем одна? Зачем тебе понадобилось разрушить всю мою жизнь?

– Потому что вы разрушили все мои шансы на жизнь с отцом.

– Это неправда, – она взмахивает рукой. – Знаешь, что? Твой отец может сколько угодно нести ахинею – в этом он профессионал. Но посадили его за дело. Ты ведь понимаешь это?

– Да.

– Так в чем проблема? – со стоном произносит она. – Зачем ты здесь? Зачем нарываешься на неприятности?

– Это было не специально, – с трудом выговариваю я.

Быстрый шаг вперед – и Шарлотта уже с силой дергает меня за волосы.

– Давай начнем с начала. Ты пришла в мой дом специально, зная, кто я такая?

– Да.

– Отлично, что-то мы уже прояснили. Зачем ты меня отыскала?

– Я хотела вас увидеть. Встретиться.

Ее пальцы стискивают мою шею.

– Ты хотела разрушить мою жизнь? Хотела отомстить мне за отца?

– Нет, я просто хотела знать, почему.

– Что почему? – Шарлотта срывается на визг. – Почему он гниет в тюрьме, а я нет? – она испускает смешок. – Потому что он виновен, Элизабет. Ты понимаешь меня, девочка? И ты никак не можешь изменить того, что он сделал. Ты не можешь спасти моего ребенка. И знаешь что? В ответ я заберу твоего. Как там говорят, око за око?

– Пожалуйста, – умоляю я. – Пожалуйста, не надо. Шарлотта, я не хотела причинить вам никакого вреда.

– Я подготовила тебе сюрприз, – она достает из кармана халата конверт. – Вот, держи.

Я ожидаю увидеть копию письма, которое она написала Джастину от моего имени. Но нет, это письмо, в котором написано, что меня забирают из школы, в которую я только начала ходить. И подписано оно Дианой.

– Я недавно поговорила с Дианой, и она согласилась расстаться с тобой за щедрое вознаграждение. Конечно, пока тебе не исполнилось восемнадцать, это неофициально, но все же. И я попросила ее подписать несколько документов – решила, что ты обрадуешься.

– Чему? Не ходить в школу?

– Разве ты не должна быть благодарна? – она натягивает уязвленное выражение лица. – Ты должна быть счастлива, ты же ненавидишь школу.

– Я… Я не знаю, что сказать.

Шарлотта хлопает в ладони.

– В ближайшие месяцы ты под домашним арестом, – она нежно треплет меня за щеку. – Тебе следует побольше отдыхать, – и она указывает на двуспальный матрас, все еще завернутый в фабричную упаковку. – Здесь ты теперь будешь жить.

– Ч-что? – выдавливаю я. – Зачем?

– Чтобы с твоим малышом точно ничего не случилось.

Вопрос срывается у меня с губ, хотя, по правде, спрашивать об этом не стоит.

– А что будет, когда ребенок родится? Что вы собираетесь со мной сделать?

– Не волнуйся, милая, я не сделаю тебе ничего плохого, – она аккуратно заправляет мне за ухо прядь волос, и от ее прикосновения меня пробирает дрожь. – Ты будешь нашей няней.

Внизу громко хлопает дверь, обрывая ее фразу.

– Шарлотта! – доносится из коридора мужской голос.

– Сейчас спущусь! – кричит она в ответ, пинком закрывая дверь. – И не пытайся звать Ноя. Он это все придумал. Отличный способ решить нашу проблему, правда? Но если я расскажу, что ты дочь Джонатана, – предупреждает Шарлотта, – он придушит тебя своими руками. Он никогда не согласится на ребенка от Рэндаллов.

Она отводит меня к матрасу, лежащему у стены. Рядом стоит пара коробок и рулон скотча – какие-то вещи, которые Шарлотта вроде как собиралась вернуть в магазин. Шарлотта грубо хватает меня за загривок. Ее внутренний Хайд наконец-то показал свое лицо, и останавливаться он не собирается.

– Или, – говорит она, пожав плечами, – можешь рискнуть. Сидеть тут взаперти куда как лучше, чем умереть, но кто я такая, чтобы решать за тебя?

Я даже не успеваю толком закричать и захлебываюсь собственным воплем, когда Шарлотта залепляет мне рот скотчем. Губы тут же болезненно склеивает.

В следующий момент Шарлотта застегивает наручники на моих запястьях, не позволяя мне сорвать с лица скотч.

– Ш-ш-ш, – говорит она и отвешивает мне тяжелую пощечину. – Мы же не хотим, чтобы Ной расстроился?

Ласково улыбаясь, Шарлотта помогает мне усесться на покрытый пластиком матрас.

– Что ж, это был увлекательный вечер. Доброй ночи, Элизабет Рэндалл.

Шарлотта

– Сюрприз! – кричит Ной с лестницы. Никакой радости в его голосе нет – напротив, тон донельзя суровый. Ной озирается, осматривая темную гостиную, и останавливает взгляд на стене, увешанной рамками с его фотографиями. Его глаза мрачно сужаются. Я замечаю, что дипломата сегодня у него с собой нет.