Искатель приключений - Ксавье Монтепен

– Вижу… – отвечала старуха.

– Там – опасность.

– Как?

– За этой дверью спит один человек.

Старуха вздрогнула.

– Какой человек? – спросила она с ужасом.

– Муж.

– А!

– Неосторожный крик, малейший шум могут разбудить его… Он войдет… и тогда может произойти ужасная кровавая сцена, потому что кто-нибудь из нас, он или я, не выйдет отсюда живой.

И как будто желая придать новую силу произнесенным словам, граф вынул из ножен шпагу и положил ее на кресло возле своих заряженных пистолетов.

– Боже мой! Боже мой! – лепетала Клодион, испуг которой увеличивался. – Боже мой!.. как же быть?

– Удвойте предосторожности, действуйте так быстро, как только можно, в особенности заглушите крики ребенка.

– Я ручаюсь за себя, – отвечала Клодион. – Но эта дама?

– Будьте спокойны, эта дама знает опасность, она будет мужественна и, хоть бы ей пришлось умереть, не закричит.

Молодая женщина, в самом деле, изгибалась на своем ложе, как змея, но не кричала. Она даже успела с героическим усилием удержать свои стоны.

– Вот! – прошептала старуха, – минута настала!

Оставим Клодион заниматься опасным делом и объясним в нескольких словах положение двух новых особ, которых мы вывели на сцену. История эта очень проста, следовательно, будет коротка.

Анри де Можирон, отличавшийся прекрасной наружностью, был знатен, очень богат и пользовался в целой провинции самой дурной репутацией. Стоило только произнести его имя, чтобы тотчас поднять целый ураган обвинений. Со всех сторон говорили, что у него было испорченное сердце и погибшая душа, что он был страшный игрок, бешен до безумия, пьяница более, нежели тамплиеры вакхической памяти, и сладострастен, как сатир. Из-за одного взгляда, а иногда даже вовсе из ничего, он вызывал на дуэль и убивал своего противника в какие-нибудь четыре минуты. Он обожал скандалы и как будто гордился своими пороками, похваляясь своими дурными поступками. Он обольщал девушек, чтобы сделать их орудиями своих удовольствий, вербовал юношей, чтобы сделать их соучастниками своих оргий. Словом, повторяем, все осуждали его, но и все его боялись, как огня.

Таков был граф Анри де Можирон. Однако в один прекрасный день все это совершенно изменилось. Граф вдруг бросил своих любовниц, приятелей, льстецов; перестал удивлять Тулузу своими сумасбродными подвигами и стал вести такую праведную жизнь, что самый строгий судья не мог бы сделать ему ни малейшего упрека.

Откуда же происходила эта внезапная и неожиданная перемена? Никто не угадывал. Любопытные не знали, чему приписать ее. Мы же, по авторской привилегии, скажем, что любовь, эта всемогущая владычица, в первый раз овладела сердцем Анри, которого своим единственным присутствием возродила и очистила. Граф де Можирон любил, любил целомудренной и глубокой страстью молодую девушку, достойную внушить подобную любовь.

Анриэтта де Лансак, так звали эту молодую девушку, принадлежала к такой же знатной и богатой фамилии, как и граф. Анриэтта разделила всей душой внушенную ей любовь. Будущность этих молодых людей как будто была начертана заранее. Не должны ли они были найти в союзе, приличном во всех отношениях, почти верное счастье? Но есть ли на свете такие родители, которые более или менее не имели бы притязаний располагать жизнью своих детей и устраивать их будущность по своему усмотрению. Родители Анриэтты походили на всех. Граф де Можирон официально предложил руку молодой девушке, но его дурная репутация опередила его! Родители Анриэтты не подумали, что сумасбродства в молодости были залогом безопасности для зрелого возраста. Они забыли, что из кутил почти всегда выходят превосходные мужья, и, наконец, не обратили никакого внимания на любовь Анриэтты, любовь, которая говорила красноречивыми слезами и немым отчаянием. Графу де Можирону отказали, но, опасаясь его бешеного характера, решились поставить между ним и Анриэттой непреодолимую преграду. Молодую девушку выдали замуж за маркиза де Рокверда, знатного и благородного человека, но его шестьдесят лет и снежная седина составляли странный контраст с восемнадцатью годами и черными волосами Анриэтты.

Несчастная девушка знала, что не имеет никакой возможности сопротивляться непреклонной воле отца. Она покорилась, даже постаралась скрыть свои слезы и поклялась себе быть безукоризненной супругой.

Граф де Можирон, приведенный в отчаяние, хотел постараться, если не забыться, то по крайней мере рассеяться. Он предался очертя голову самому грязному разврату, возобновил все разорванные связи, сделал из своего замка притон картежников и женщин легкого поведения. День и ночь непристойные песни и пьянство раздавались там, где Анри мечтал наслаждаться чистой и взаимной любовью.

Господин и госпожа де Лансак радовались всей душою, что не отдали дочери за этого развратного негодяя и засыпали со спокойной совестью. Бедные люди! Они не подозревали, что сами возвратили пороку жертву, вырванную у него любовью! Увы! Свет наполнен такими слепцами, которые делают зло, сами того не зная, и радуются тому, что они наделали!

Господин и госпожа де Лансак не пропускали ни малейшего случая произносить при дочери, сделавшейся маркизой де Рокверд, гнусное имя Анри де Можирона, прибавляя к нему самые презрительные эпитеты и распространяясь о скандальных анекдотах беспорядочной жизни, которую вел Анри.

Анриэтта слушала эти рассказы и никогда не возражала. Только бледность разливалась по ее лицу, и на другое утро красные веки и синие круги под глазами показывали, что она плакала всю ночь. Несчастная женщина силилась забыть графа, но не могла. Чем более хотели бросить в ее сердце ненависть и презрение, тем более сердце это наполнялось любовью.

Маркиз де Рокверд не был ревнив. Сказать по правде, он и не знал о взаимной любви графа де Можирона и Анриэтты. Впрочем, хотя он и имел неограниченное доверие к добродетели своей молодой жены, достаточно было бы одной искры подозрения, зародившейся в его душе, чтобы зажечь в ней пожар, опустошение которого было бы ужасно. Маркиз де Рокверд принадлежал к той породе людей, высеченных из гранита и вылитых из бронзы, которые не извиняют ни малейшей слабости, не прощают ни малейшей измены.

Два года прошло таким образом. Анриэтта худела день ото дня и угасала, хотя красота ее никогда не была ослепительнее. Большие глаза ее сверкали странным блеском, которого почти нельзя было выдержать, в бледных щеках было что-то неземное. Самые умные врачи не могли угадать неведомого недуга, истощавшего в Анриэтте источники жизни. Этот недуг был смертельной лихорадкой неутоленной любви.

Если бы не случилось одно обстоятельство, которое мы расскажем, агония маркизы де Рокверд не продолжалась бы долго и бедная молодая женщина скоро была бы вознаграждена Небом за горести и самопожертвование. Но случай или, скорее, какой-то злобный демон, распорядился иначе.