Конан. Кровавый венец - Роберт Говард

За исключением отчасти биографической «Высокие дубы и песчаные холмы» (1928), Говард никогда не писал больших повестей, хотя продемонстрировал свои способности новеллой «Люди Черного Круга», которая в окончательном варианте имеет объем в 31 тысячу слов. Многие другие писатели сдались бы, столкнувшись с издателем, которому потребовалось полгода на то, чтобы дать отрицательный ответ, отклонив сборник рассказов, которые он сам в первую очередь просил. Однако позже в том же месяце Говард писал Огасту Дерлету: «Английская фирма, продержав несколько месяцев мои рассказы, наконец вернула их обратно, сказав, что против сборников сейчас существует предубеждение — я имею в виду сборники рассказов,— и предложила мне написать для них повесть. Но я не испытываю на этот счет особого энтузиазма, поскольку я слишком разочарован. Конечно, попробую сделать, что смогу».

Говард, вероятно, начал работать над повестью в феврале 1934 года, но ему пришлось оставить ее несколько недель спустя.

«Альмарик» — поскольку, вероятнее всего, именно эту повесть Говард начал писать для английского издателя — был брошен на полпути, написан был лишь первый вариант и половина второго. Это должна была быть третья — и последняя — история Говарда о Жасмине, после «Дочери Эр-лик-хана» и «Железного демона». Как и ее тезки, эта Жасмина тоже жила внутри странной горы под названием Ютла. Почему Говард настоял на том, чтобы его Жасмины обитали внутри гор, видимо, останется тайной. В повести использовалось несколько ключевых сцен из рассказов, ранее направленных издателю. Крылатый Яга из «Альмарика», например, явно кое-чем обязан крылатым созданиям из рассказа о Соломоне Кейне «Крылья в ночи». Говард действительно делал все, чтобы его повесть была «в духе рассказов», которые он посылал до этого. Тем не менее Говард оставил «Альмарика» незаконченным по неизвестным до сих пор причинам. (Повесть пролежала несколько лет, пока наконец не была опубликована на страницах «Уэйрд тэйлз» после смерти Говарда, законченная другим автором.)

Бросив «Альмарик», Говард, вероятно, понял, что единственно логичным выходом для него было сделать главным героем повести Конана; продажи «Людей Черного Круга» в конце февраля или марте 1934 года продемонстрировали, что он может успешно писать об этом персонаже. Еще важнее было то, что место и время действия — Хайборийская эра — и сам главный герой глубоко укоренились в мозгу Говарда и почти не требовалось труда, чтобы создать основу для предполагаемой повести. Наконец, рассказы о Конане были также включены в первый сборник, отправленный Арчеру; он мог снова представить материал «в духе» того, что уже предложил британскому издателю.

Сохранившийся план и 29-страничный черновик первой попытки написать повесть о Конане интригуют уже хотя бы тем, что резко отличаются от других историй о киммерийце. Этот черновик под названием «Томбалку» был начат и брошен после того, как Говард закончил «Людей Черного Круга» и бросил «Альмарик», со всей вероятностью, в середине марта 1934 года. Конан не является его главным героем; эта роль выпадает на долю некоего Амальрика (чье имя вызывает в памяти Альмарика). Читая синопсис и первый черновик, достаточно легко понять, что автору не хватало хорошего материала для повести; фактически ему не хватало хорошего материала вообще. Связь между первой частью и тем, что должно было стать главами «Томбалку», неубедительна, и сюжет явно уходил в никуда. Говард вскоре понял это и снова бросил начатое, чтобы приступить к работе над последней — окончательной и удачной — попыткой написать свою повесть «Час Дракона».

Из плодов двух предыдущих попыток Говард не использовал почти ничего. Действительно, мало что говорит о том, что три истории были написаны примерно в одно и то же время: в «Часе Дракона» Конан коротко у поминает нож гханатов, племени, отметившемся лишь в незаконченном черновике «Томбалку».

В раннем варианте повести мы узнаем, что Конана когда-то звали Железная Рука, то же самое прозвище, которое носил Исау Каирн на планете Альмарик. В «Часе Дракона» есть также упоминание о «принце Альмарике», но, возможно, скорее имеется в виду его тезка в «Ползучей тени» — другой принц, нашедший свою гибель в руках стигийцев,— чем повесть с таким же названием.

Однако один отрывок из «Томбалку» вполне мог вдохновить техасца на идею его повести:

Один из прохожих с гладким лицом, но серебристыми волосами, спросил:

— Аквилония? Мы слышали, что в нее вторгся король Немедии Брагор. Чем закончилась война?

— Его прогнали,— коротко ответил Амальрик, едва сдерживая дрожь. Прошло девятьсот лет с тех пор, как Брагор повел своих воинов через границу Аквилонии.

Вот она, завязка сюжета «Часа Дракона»: вторжение в Аквилонию ее соседей из Немедии. Семь таинственных всадников также, вероятно, превратились в «Часе Дракона» в четырех чародеев из Кхитая. Амра, второе имя Конана в те времена, когда он разбойничал на море среди черных пиратов, также перешло из черновика в повесть, а тема соперничающих королей, очевидно, стала существенной его составляющей. Многое из этого уже послужило основой для раннего рассказа о Конане под названием «Алая цитадель», в числе других посланного в Англию, в котором Конан выступал под именем Амра и описывалось вторжение (в данном случае из Кофа и Офира). Воскресение Ксальтотуна в немалой степени напоминает воскресение Туграхотана в «Черном колоссе», хотя этого рассказа не было среди тех, что отправились в Англию в середине 1933 года.

Говард знал, что ему следует делать с «Часом Дракона» и как: он повторно использовал некоторые элементы прошлых рассказов о Конане и в то же время пытался завоевать нового читателя. Таким образом, ему приходилось излагать как можно больше сведений о своей Хайборийской эре и ее возможностях предполагаемым новым читателям, и он без всяких угрызений совести воспроизводил некоторые фрагменты прошлых рассказов о Конане, поскольку британский рынок не был расположен к публикации короткой формы. Читатель получал некоторую информацию о Стигии, о землях, соответствовавших в Хайборийской эре африканским королевствам, даже кое-какие намеки — с помощью таинственных чародеев — на страны к востоку от Вилайета, в произведении, центром которого, однако, оставались хайборийские страны, предположительно уже знакомые этому читателю королевства, соответствовавшие современной восточной Европе.

Прошло немало времени с тех пор, как Говард писал о Конане как о короле, и мог бы возникнуть вопрос, почему он решил вернуться к теме, давно исчезнувшей из его рассказов. Ответ, вероятно, снова кроется в предполагаемом рынке сбыта книги. Британскую публику всегда остро интересовала тема мифических королей, как и самого Говарда: разве он не писал в «Фениксе на мече» о короле, который выигрывает битву с помощью волшебного меча, очень похожего на Экскалибур? Разве он не писал в «Алой цитадели» о том, что король — единое целое со своим королевством и тот, кто убивает короля, разрубает связующие нити королевства? Разве не был король Конан готов признать свое родство с самым знаменитым из кельтских королей, Артуром?

В «Часе Дракона» Конан попадает в плен из-за предательства и в конечном счете добивается победы посредством выдающейся военной стратегии. В повести паралич Конана носит явно сверхъестественную природу, и это выясняется, когда Ксальтотун предостерегает Конана от участия в сражении. Парализующая Конана магия разрывает важнейшую связь — король отрезан от своей армии, и именно это привело к ее поражению. Как заявляет Паллантид: «Только он мог повести нас сегодня к победе». После мнимой смерти Конана, короля Аквилонии, исчезает все единство Аквилонии и ее мощь. Как позднее говорит Конану ополченец: «Прости, государь, но ты был для них чем-то вроде веревки, удерживающей вместе вязанку хвороста. Не стало веревки — и развалилась вязанка». Лишь предполагаемая смерть Конана позволяет Валерию занять трон. «Пока Конан жив — он опасен. Он способен объединить Аквилонию»,— заявляет Тараск. «Защититься можно только в единстве»,— позже вторит ему Конан. Валерию, несмотря на его военную победу, не удается восстановить потерянное единство королевства и получить поддержку народа. И вновь слова Конана: « Одно дело — когда народ вручает тебе тpoн и сам соглашается на твое правление. И совсем другое — захватить чужую страну и властвовать с помощью страха». Оказывается, что Конан по праву является королем Аквилонии, и только магия может победить его единство с народом.