Конан. Кровавый венец - Роберт Говард

Вовсе не Сердце Аримана стало причиной поражения Конана. Сердце — не орудие зла. Хадрат, жрец Асуры, позже подтверждает, что «Сердце подобно мечу. Ксальтотун не способен разить им, но сам может быть им поражен. Сердце дает жизнь, но может и отнять. Ксальтотун прибрал его к рукам не для того, чтобы обратить против врагов,— затем лишь, чтобы с его помощью они не погубили его самого…» И заканчивает словами: «В нем — судьба Аквилонии». Почему Сердце заключает в себе судьбу Аквилонии? В начале повести мы узнаем, что это сокровище «хранилось в пещере под храмом Митры в Тарантии». Символизм очевиден: Сердце, как предполагает его название, находилось в сердце, то есть в центре королевства. К тому же митраизм в Хайборийской эре является ближайшим эквивалентом организованной религии, официальной религией Аквилонии, так же как и наиболее упорядоченным из хайборийских культов; отсюда и его «центральное» положение. Тарантия требует некоторого обсуждения. В «Алой цитадели» столица Аквилонии называется Шамар; Тарантией она называется в повести «Час Дракона». Смена названия Говардом была не «очевидной ошибкой», по словам некоторых редакторов, но результатом тщательного выбора: Тарантия происходит от Тары, мистической и политической столицы Ирландии, которую ирландские кельты считали сердцем своего королевства. «И тебе не бывать больше на троне, если ты не разыщешь Сердце своего королевства!» — говорит Зелата Конану, и он уточняет: «Ты имеешь в виду город? Тарантию?» Таким образом, Сердце — это мистический камень, точный центр страны, символ связи, соединяющей людей и землю с их королем. Как только эта связь разрушена, «королевство лишается сердца», последствия чего для людей и страны ужасны и скоротечны:

_Но теперь лишь угли и пепел позволяли угадать, где стояли раньше дома земледельцев и виллы вельмож. ...Потому-то к западу от предгорий через всю страну протянулась широкая полоса пожарищ и разрушений. Конан ругался сквозь зубы, пересекая черные пепелища, бывшие когда-то тучными нивами, в стороне от которых вздымались к небесам остовы сгоревших домов. Земли вокруг быт пусты и безлюдны, и Конан казался себе самому призраком, явившимся из давно забытого прошлого._

Все это вполне логично, поскольку в историях о Граале страна превращается в бесплодную и опустошенную землю с того момента, когда король больше не может надлежащим образом править своим королевством: последствия поражения Конана от руки заговорщиков простираются намного дальше, чем пленение и лишения киммерийца. Проблема «Часа Дракона» состоит в том, что Конан, похоже, сперва не осознает мистическую связь между ним и его страной. Желание вернуть себе трон, отобрав его у врагов, обречено с самого начала, и даже его самые лояльные подданные отказываются участвовать в том, что они считают самоубийственным предприятием. Только когда Конан все понимает, он может отправляться на поиски приключений: «Нет, какой же я дурень! Сердце Аримана! Сердце моего королевства! «Разыщи Сердце своего королевства»,— сказала Зелата».

Таким образом, примерно к середине повести начинаются приключения, подобные путешествию Артура в поисках Грааля. За артуровской легендой просматривается известное стремление кельтов иметь общего короля, которого исторически у них никогда не было, того, кто должен был объединить их племена против общих врагов. Этот король, «реке», в противоположность римскому «императору», постоянному представителю сильной и централизованной власти, большую часть времени являлся военным лидером. И Говард рассказывает нам именно об этом: путешествие Конана в поисках Сердца — это поиск верного пути к тому, чтобы исполнить свой долг как короля-рекса, а не императора-тирана. Это отчетливо демонстрирует диалог между Конаном и Троцеро в середине книги:

— Так давай присоединим Зингару к Пуантену,— предложил Троцеро.— Там теперь не менее полудюжины принцев, и все рвут глотки друг другу. Мы легко завоюем ее, одну провинцию за другой, и присоединим к твоим владениям. Потом с помощью зингарцев покорим Аргос и Офир. Уж если кто создаст империю, так это мы!

И вновь Конан отрицательно покачал головой:

— Об империях пускай мечтают другие, я же хочу сохранить принадлежащее мне. Я не стремлюсь к тому, чтобы править империей, сколоченной огнем и мечом… Одно дело — когда народ вручает тебе трон и сам соглашается на твое правление. И совсем другое — захватить чужую страну и властвовать с помощью страха. Чтобы я превратился во второго Валерия? Нет, Троцеро. Я намерен править всей Аквилонией — и не более. Или ничем!

Тот, кому пришла в голову мысль переименовать повесть Говарда в «Конана-завоевателя», очевидно, не понял его суть: Конан по своей природе кто угодно, только не завоеватель. Если королевский титул Конана рассматривать как в некотором роде цель его жизни, то вывод из этого совершенно иной, чем тот, который предполагался многие годы: Конан-король обладает намного меньшей свободой и властью (поступать так, как он захочет), чем Конан-киммериец.

Если Конан — это Артур, возникает вопрос, где его Гвиневра. Королева играла особую роль в кельтских странах, и ее отсутствие в повести Говарда может показаться странным, по крайней мере читателю, не знакомому с киммерийцем. Многих читателей «Уэйрд тэйлз» наверняка потрясло, когда в конце повести Конан поклялся жениться на Зенобии. Может возникнуть вопрос, и он действительно возникал у некоторых критиков, сдержал ли Конан свое слово. У нас нет возможности ответить на подобный вопрос, хотя мы можем отметить, что коронация Зенобии еще больше приблизила бы повесть к артуровскому мифу.

Фактически каждая из трех женщин в повести — Зенобия, Зелата и Альбиона — похоже, воплощает в себе часть символической роли, предназначенной артуровской королеве. Зенобии (носившей в ранних вариантах повести имя Сабина) предстоит (вскоре) стать женой короля. Зелата играет свою роль на начальном этапе путешествия Конана — именно она помогает ему понять символизм Сердца Аримана, связи между королем и его королевством. Альбиона наделена именем и положением, которые помогают нам отождествить трех женщин в повести с составным образом артурианской королевы. Она, конечно, принадлежит к высшим слоям общества, но этимология имени ее выдает, поскольку Альбиона происходит от «альба», что по латыни означает «белый». Имя жены Артура имеет отчетливое кельтское происхождение: «гвен», корень, присутствующий во всех вариантах имени жены короля Артура (Гвиневра, Гвенивра, Гвенлвифар и т. д., гэльское «Йинн»), означает «белый» (или «светлый»).

Эквивалент для путешествия в поисках Грааля в Хайборийской эре можно затем обнаружить в последующих главах повести, после того как Конан узнает, насколько важна роль Сердца Аримана. В этих эпизодах описываются разнообразные приключения и битвы, подобные тем, что можно найти в большинстве артурианских текстов. Таково происхождение эпизодов о крепости Вальброзо и упырях в лесу, о Публии, о мятеже на корабле, о Хем и и об Акиваше, который, строго говоря, ничего не добавляет к повести, настолько, что Карл Вагнер предположил, что эта глава вполне могла потеряться в пути между английским издателем и страницами «Уэйрд тэйлз» и никто этой потери не заметил бы.

Возвращение Конана на трон начинается с того, что он находит Сердце Аримана. Это происходит в конце девятнадцатой главы: «И он торжествующе размахивал над головой огромным сияющим камнем так, что по всей палубе катились волны золотого огня». Следующая глава начинается со слов: «В Аквилонию снова пришла весна. Зазеленели молодой листвою ветви деревьев, проклюнувшаяся трава радовалась теплому южному ветру». Сердце вновь оказалось в надлежащих руках, и жизнь воскресла, бесплодная земля снова стала изобильной, землей Грааля. «…С расцветом весны гибнущее королевство обежал новый слух, буквально возродивший его к жизни». Эта картина страны, возвращающейся к жизни с появлением всадников с Граалем, неодолимо вызывает в памяти аналогичную сцену из «Экскалибура» Джона Бурмана. Поражение Ксальтотуна — теперь лишь вопрос времени. Заговорщики разобщены, в то время как силы Конана вновь объединились. Восстановление королевского трона и страны теперь неизбежно.