Снег на экваторе - Андрей Поляков

Непонимание африканского образа мышления сплошь и рядом приводит к поверхностным выводам. Сколько раз чернокожих обвиняли в неисправимой лени, праздности, в вечных опозданиях. Среди обличителей, к сожалению, значится и Иван Гончаров.

«Мало страна покоряется соединенным усилиям ума, воли и оружия, – досадовал наш классик, имея в виду Южную Африку. – В других местах, куда являлись белые с трудом и волею, подвиг вел за собой почти немедленное вознаграждение: едва успевали они миролюбиво или силой оружия завязывать сношение с жителями, как начиналась торговля, размен произведений, и победители, в самом начале завоевания, могли удовлетворить по крайней мере своей страсти к приобретению».

Путешествуя по Капской колонии, Гончаров смотрел на местных жителей глазами европейского колониста. «Черные племена до сих пор не поддаются ни силе проповеди, ни удобствам европейской жизни, ни очевидной пользе ремесел, наконец ни искушениям золота, словом, не признают выгод и необходимости порядка и благоустроенности», – сетовал он.

С точки зрения европейца, поведение африканцев представлялось нелогичным и предосудительным. «Сделать их добровольными земледельцами не удалось: они работают только для удовлетворения своих потребностей и затем уже ничего не делают, – сокрушался писатель. – Они выработают себе, сколько надо, чтобы прожить немного на свободе, и уходят. К постоянной работе не склонны, шатаются, пьянствуют, пока крайность не принудит их опять к работе».

В Южной Африке Гончаров пробыл всего месяц – с 10 марта по 12 апреля 1853 года. Из-за краткости визита его можно извинить, ведь то, что он написал об африканцах, – взгляд поверхностный. По сути это неправда. Каждый, кто пожил в Африке и наблюдал за африканцами без предвзятости, подтвердит, что они умеют вкалывать как проклятые. Просто для этого у них должна быть большая цель. А если ее нет, к чему торопиться? Жизнь идет по кругу, всему наступит свой черед, придет свое время, и подгонять его не стоит.

«Те африканцы, которые, как кажется со стороны, сидят и ничего не делают, не тратят время, – через сто с лишним лет пытался втолковать белым читателям профессор Мбити. – Они пребывают в ожидании времени или в процессе его «производства».

Индустриальный рабочий ритм, охвативший практически весь современный мир, траты времени не допускает. Вроде бы хорошо, так как такое отношение способствует быстрому приумножению благ цивилизации. Но есть и другая, не столь положительная сторона современного мышления, кардинально изменившая традиционного человека. О ней превосходно сказал Нобелевский лауреат Альберт Швейцер, знавший Африку не понаслышке.

«Ставшая обычной сверхзанятость современного человека во всех слоях общества ведет к умиранию в нем духовного начала», – еще в середине прошлого века подметил уважаемый врач, органист и философ[12].

Для Швейцера, всю жизнь стремившегося честно следовать высоким идеалам, временное отступление от сиюминутных дел для размышлений, духовного совершенствования было важнейшим преимуществом существа разумного, возможностью его дальнейшего развития.

«Став жертвой перенапряжения, человек все больше испытывает потребность во внешнем отвлечении, – констатировал Швейцер. – Для работы в оставшееся свободное время над самим собою, для серьезных бесед или чтения книг необходима сосредоточенность, которая нелегко ему дается. Абсолютная праздность, развлечения и желание забыться становятся для него физической потребностью. Не познания и развития ищет он, а развлечения – и притом такого, какое требует минимального духовного напряжения».

Проще и афористичнее, но оттого не менее сильно выразился Владимир Федорович Одоевский. «Они столько пекутся о средствах жизни, что жить не успевают»[13], – написал наш замечательный литератор, философ, музыкант, естествоиспытатель, благотворитель задолго до Швейцера и Гончарова.

Так стоит ли поражаться количеству отморозков и одноклеточных, живущих в самых цивилизованных странах? Надо ли считать однозначно примитивным и предосудительным традиционное африканское мышление? Понятно, что вопросы риторические, но от этого они не теряют актуальность.

Чтобы создать целую эпопею от лица традиционных африканцев, подробно описать ломку их сознания под влиянием нашествия властных «краснокожих» чужаков, требуется недюжинная способность к перевоплощению. Элспет Хаксли сумела справиться с трудной творческой задачей блестяще, проявив не только любознательность, трудолюбие и стилистическое чутье, но и стремление понять чуждую, непривычную культуру и мышление. Такой человек мог бы стать превосходным посредником между двумя столь непохожими народами, как англичане и гикую. Но вот вспыхнуло восстание Мау Мау, и от объективности Хаксли не осталось следа.

«Воплем из трясины» назвала она Мау Мау. В ее сочинениях 1950-х годов о повстанцах гикую не встретишь ни одного сочувственного слова, зато сколько угодно издевок и описаний патологической жестокости, с которыми контрастируют умиленные рассказы о мужестве и героизме британских военных. Уже в 1980-е годы в сборнике «Девять лиц Кении», Хаксли обильно процитировала британского парламентария, сравнившего лидера Мау Мау, народного героя Дедана Кимати с Гитлером, а повстанцев – с нацистами. Потом британская пропаганда будет прибегать к этому приему всякий раз, когда ей понадобится создать образ врага, будь то сербский президент Слободан Милошевич или ливийский лидер Муамар Каддафи.

Не лучше проявил себя прославленный археолог Луис Лики, чье имя упоминается в любой энциклопедии. Помимо сенсационных раскопок древних людей, среди его достижений по праву значится составление первой грамматики языка гикую. Еще до Второй мировой войны, когда будущий кенийский президент Джомо Кениата выступал в Лондоне с лекцией о своем народе, Луис Лики вступил с ним в бурную полемику. Спорщики быстро перешли барьер вежливости и принялись кричать друг на друга на гикую перед оторопевшим собранием ученых мужей. Минуло каких-нибудь полтора десятилетия, и, едва выдалась возможность, Луис Лики с готовностью положил свободное владение языком и хорошее знание народа на алтарь Великой Британии. Более того, стал сотрудником спецслужб, пойдя по стопам Сомерсета Моэма, Питера Устинова, Грэма Грина и других выдающихся деятелей британской культуры и науки.

На новом поприще археолог-шпион разработал план борьбы с повстанцами. По его мнению, чтобы лишить партизан сторонников, надо было воспользоваться уязвимостью в их психологии. Вступая в ряды повстанцев Мау Мау, гикую под присягой давали клятву верности. Они не могли ее нарушить, не став предателями в глазах соплеменников, что считалось тягчайшим преступлением. Чтобы победить партизан, доказывал ученый, надо избавить их от клятвы. Добиться этого, полагал он, можно было только с помощью психологического шока.

Как работала схема, свидетельствуют мемуары британских полицейских и военных, приведенные в книге американского историка Кэролайн Элкинз «Британский Гулаг: жестокий финал империи в Кении».