Государево дело - Иван Оченков

– Перерыв, – тут же провозгласил обрадованный Август Младший. – Суд удаляется на совещание!

Через пару минут мы, то есть я с матушкой и отчим с Юлием, собрались в тесной комнатке, примыкающей к залу, где проходила супрема[121]. Братья-герцоги выглядели одинаково сконфуженно, но если на лице Августа светилась надежда, то герцог Данненбергский откровенно злился. Ну ничего-ничего, сам виноват!

– Ваши светлости, – с легкой ленцой в голосе начал я. – Надобно вам знать, что покушений на наше величество совершено уже столько, что мы давно потеряли им счет. И, видит Бог, мы не стали бы придавать еще одному слишком уж большое значение, если бы целью этого негодяя не была наша благородная матушка, присутствующая здесь герцогиня Клара Мария. Посему мы настаиваем на примерном наказании всех причастных к этому гнусному преступлению. Надеюсь, вы понимаете, в чем наша воля?

– У вас нет права суда на здешних землях! – затравленно огрызнулся Юлий Эрнст.

– Милостивый государь, – усмехнулся я ему в лицо. – У нас в руках отравитель, лишь благодаря воле Провидения не сумевший осуществить свой дьявольский замысел. Ваше покровительство ему общеизвестно и не нуждается в доказательствах. Скажу прямо, единственная причина, по которой вы, любезный дядюшка, до сих пор живы, это заступничество моей матушки.

– Вы не сможете меня осудить!

– А кто говорит о суде? Вы, кажется, запамятовали, что всякий благородный человек может потребовать от равного себе сатисфакции, сиречь удовлетворения. Сейчас мы выйдем в зал, и я при всем честном народе брошу вашей светлости вызов. Причем сделаю это в такой форме, что вам не останется ничего иного, кроме как принять его.

– Коронованные особы не дерутся на дуэлях! – спесиво заявил Юлий Эрнст.

– Коронованные особы не ходят с битыми физиономиями! – многообещающе парировал я.

– Вы не посмеете! – побелел тот.

– Хотите проверить? – спокойно предложил я.

– Иоганн, сын мой, – поспешила вмешаться Клара Мария. – Не стоит так горячиться. Герцог Юлий Эрнст – разумный человек, и мы наверняка сможем прийти к приемлемому соглашению.

– Простите, матушка, просто когда я думаю, что какой-то негодяй покушался на вашу жизнь, выдержка мне изменяет.

– Нет никаких доказательств, что мой деверь был посвящен в этот ужасный замысел. Более того, я просто отказываюсь верить в такую возможность!

– Я придерживаюсь той же позиции, – поспешил присоединиться к мнению жены Август.

– Ну хорошо. – Я сделал вид, что сдаюсь. – Я готов прекратить дознание и удовольствоваться казнью одного обвиняемого, но при трех условиях.

– И каких же?

– Ваш брат сейчас торжественно поклянется на Библии, что не имел злого умысла в отношении моей матери и не будет иметь подобных замыслов в будущем!

– Считайте, что оно выполнено!

– Простите, но я желал бы услышать это от него.

– Сама постановка вопроса кажется мне оскорбительной, – пробурчал Юлий Эрнст, – но ради мира в нашей семье я готов пойти на это.

– Прекрасно. Полагаю, что второй пункт также не вызовет возражений. Мекленбург и Брауншвейг составят оборонительный союз. Всякий напавший на любое из наших княжеств будет считаться агрессором, покусившимся на оба.

– Но…

– Повторяю, союз чисто оборонительный. Если любой из его участников вздумает сам затеять войну, то другой волен присоединиться к нему или соблюдать нейтралитет. Не думаю, что у императора найдутся возражения против подобной формулировки. Кроме того, я готов оказать вам помощь, если вы вдруг решите восстановить свой суверенитет над вольным городом Брауншвейгом.

– Это очень заманчивое предложение, но о какого рода помощи идет речь?

– Я говорю о радикальном решении вопроса. У меня есть некоторое количество специалистов по проведению подобных операций. Надеюсь, все присутствующие слышали о таком в Смоленске, Риге и Азове?

– Да. Слава о вашем искусстве гремит по всей Европе. Пожалуй, мы с благодарностью согласимся принять эту помощь. Правда, брат?

– Конечно.

– Замечательно. Таким образом, остается третье условие. Вы оба должны будете передать моей матушке некоторые земельные владения, которыми она будет вольна распоряжаться по своему усмотрению. В конце концов, именно она – пострадавшая сторона.

– Собираете приданое для своей… дочери? – осклабился Юлий Эрнст, все же не решившийся назвать ее приблудной.

– А вот это не ваше дело, любезный. Хочу сразу заметить, что условия либо принимаются, либо нет. Никакого торга не будет.

– И как велики эти «некоторые владения»?

– Могу сказать лишь, что они значительно менее ценны, нежели город Брауншвейг. Итак, ваше слово?

– Вы не оставляете нам выбора!

– Увы. Не я затеял это гнусное дело, дядюшка. Так что вам грех жаловаться.

– Ладно. Мы согласны.

– Вот и славно. Теперь давайте вернемся к нашему злоумышленнику, он, вероятно, уже заждался.

– Но мы ведь еще не условились о виде казни…

– Что, простите?

– Ну как же! Надо определиться с выбором места, высотой костра, оказанием милости…

– Милости?

– Имеется в виду, следует ли сжечь отравителя живьем, или оказать милость предварительным его удушением, – со знанием дела пояснил мне герцог Август, бывший большим специалистом по искоренению колдовства в своем герцогстве. – Неужели вы никогда не слышали об этом? Или, может быть, в Москве это происходит как-то иначе?

– Что тут скажешь… – сокрушенно вздохнул я. – Вы не представляете себе, господа, как мы отстали от просвещенной Европы в этом вопросе![122] Так что я бы удовольствовался простым повешением негодяя.

– Нет, – поморщился отчим, – в таком случае не будет должного воспитательного эффекта.

– А может, сначала повесить, а потом сжечь? – задумался Юлий Эрнст.

– В этом что-то есть… – ответил его брат.

Посмотрев на матушку, слушавшую мужа и деверя с плохо скрытым отвращением, я наклонился к ней и тихо спросил:

– Как вы себя чувствуете?

– Лучше и быть не может.

– Не хотите вернуться в свои покои?

– Нет. Я слишком много времени провела в них, чтобы соскучиться. Проводите меня лучше на воздух.