Наследница Кодекса Люцифера - Рихард Дюбель

Кёнигинхоф состоял из кажущегося заброшенным замка и нескольких домов, ютившихся вокруг него. Дорога проходила мимо приземистой церкви, находившейся в относительно хорошем состоянии, так как ее, наверное, использовали владельцы замка для проведения богослужений, поскольку в главном здании не было своей капеллы. В свое время Александра узнала, что и это место, и весь район принадлежали семье Лобкович, и она снова содрогнулась. Бывший рейхсканцлер Зденек фон Лобкович, чей пост вот уже двадцать лет занимал Вильгельм Славата, всегда был верным союзником семей Хлеслей и Лангенфелей, но для Александры его имя постоянно вызывало из глубин памяти бледное ангельское личико его жены Поликсены и ужасные события в Пернштейне. Перед церковью стояла группа примерно из пятидесяти человек, что-то бурно обсуждавших. Когда Александра спешилась и повела лошадь за собой в поводу, она заметила, что вокруг стоят полностью загруженные телеги. Сами люди тоже были нагружены, а многие, похоже, надели на себя всю одежду, какая у них только была, одну вещь на другую. На одной из телег сидела женщина на сносях и тяжело дышала. На другой стороне площадки мычало, мекало и кудахтало диковинное стадо из двух коров, двух десятков коз и огромной толпы гусей и куриц. Беседа умолкла, и все глаза обратились на Александру.

– Мне нужно лишь немного корма и свежая вода для лошади, – сказала Александра. – Я не могу заплатить сейчас, но я выпишу счет на фирму «Хлесль, Лангенфель, Августин amp; Влах» в Праге и позабочусь о том, чтобы все расходы…

– Здесь вы ничего не найдете, – возразил какой-то мужчина и покачал головой.

Александра указала на одну из телег, где под дерюгой и одеялами был привязан тюк сена. Мужчина снова покачал головой.

– Это нам и самим пригодится.

– Что вы задумали? Вы хотите оставить свою деревню?

Лица людей внезапно потеряли всякое дружелюбие.

– Кто вы такая?

Александра подняла обе руки.

– Извините. Я здесь только из-за лошади.

Кто-то протолкнулся через толпу и остановился прямо перед Александрой. Это был худой мужчина с серой кожей, прилипшими ко лбу волосами, в убогой сутане. Он грустно посмотрел на нее.

– Хвала Господу, преподобный, – сказала Александра.

– Хвала Господу, дочь моя. Э… Ты протестантка или католичка?

– Католичка, – вздохнула Александра. – Но разве сейчас это имеет значение?

– Здесь это скоро будет иметь огромное значение, – рассердился мужчина, отказавший ей в сене.

Священник деревни опустил плечи.

– Дьявол на свободе, – пробормотал кто-то.

Несколько женщин закрыли руками лица.

– Что это значит?

Священник сглотнул. Александра редко видела людей, так сильно поддавшихся панике. Кадык его вздрагивал с той же скоростью, с какой он моргал. Было трудно не позволить себе заразиться его нервозностью. Александра почувствовала, как ускорилось биение ее сердца.

– Войска генерала Кёнигсмарка… – сказал наконец священник.

– Кёнигсмарк? Но ведь он…

– Они уже в Раконице.[51]Мародеры грабят все деревни вокруг Праги! – Это была женщина, и если священник находился на грани паники, то она уже давно шагнула за нее.

– В Раконице? Но ведь армия Кёнигсмарка стоит в Вунзиделе!

Несколько людей изумленно уставились на нее. Александра моргнула. Ее сердце застучало еще быстрее.

– Господи… – прошептала она.

«Не есть ли это та самая дьявольщина, которую ожидал Самуэль? Нападение на Прагу? Если он со своей армией вышел из Вунзиделя еще в декабре и передвигался ночью… по замерзшим полям… Он мог сделать это так, что никто ничего не заметил! А о том, чтобы западная часть Богемии практически опустела, его солдаты позаботились еще много лет назад…»

Она поняла, что сейчас все взгляды устремлены на нее.

– Все говорят, что Кёнигсмарк – это дьявол во плоти, – простонал священник. – Хотите ли вы ехать с нами, милостивая госпожа?

– Нет, я… Нет, я должна как можно скорее попасть в Прагу. И даже еще быстрее, в свете этих новостей! – Она пристально посмотрела на священника. – Вы собираетесь переправить свой приход в безопасное место?

– Да… если Господь даст мне на это сил!

Беременная на телеге тяжело задышала, и священник развернулся и подбежал к ней.

– Что, началось?

– Господь укроет меня своей рукой, – сказала женщина.

Глаза ее были огромными, а лицо покрыто потом, несмотря на холод. Она попыталась подняться. Священник стал помогать ей и чуть не упал вместе с ней на телегу. Александра уже поставила ногу в стремя. Она посмотрела поверх лошадиного крупа на священника и беременную, и от того, что она увидела в глазах женщины, у нее мороз пошел по коже.

– Посадите ее обратно! – крикнула она, не успев даже задуматься. Она произнесла это так, что все головы повернулись к ней, а священник опустил женщину назад на телегу. – Не вздумайте снова ее поднимать!

– Но… однако… – Священник беспомощно размахивал руками.

Внезапно Александре бросилось в глаза кольцо людей, столпившихся вокруг обоих. Ни один человек, кроме священника, не пришел на помощь женщине. В ней заговорила ярость. Внебрачный ребенок! И судя по всему, тот подлец, от которого она понесла, стоит сейчас здесь, среди зевак, и прикидывается, будто его это совершенно не касается, и она тоже молчит, так как знает, что если укажет пальцем на отца ребенка, это вовсе не улучшит ее положение. Тогда Александра внимательнее пригляделась к беспомощным жестам священника и заметила, как все окружающие стараются смотреть в другую сторону. «О боже, – подумала она. – Только этого тебе еще и не хватало! Немедленно залезай в седло и езжай отсюда! Если бы ты случайно не остановилась здесь, то и вовсе не узнала бы, что тут происходит». Но, не успев додумать эту мысль, она вынула ногу из стремени и оттолкнула лошадь. Затем подошла к беременной и присела рядом с ней.

– Когда у тебя начались схватки?

Священник булькал и бормотал что-то, абсолютно сбитый с толку.

– С полуденного звона колокола, – произнесла обессиленная женщина.

Александра кивнула.

– Это у тебя первые роды?

Женщина не отрываясь смотрела в глаза Александры. Она лихорадочно закивала.

– Я… я умру?

– Речь сейчас идет о жизни, а не о смерти, – возразила Александра и положила руку ей на живот. Она так сильно растянула губы в улыбке, что боль дошла до самого сердца, и на короткое мгновение возненавидела все те слова, которые Бар-бора сказала ей. Беременная была хрупкой, ее кожа почти просвечивала насквозь, сосуды на висках пульсировали. Она уже не была юной девушкой, но сильно недоедала: никакой груди или бедер, а живот выпирал. – Лучше подумай, как назовешь ребенка.