Большой круг - Мэгги Шипстед

Джейми собирался уезжать назавтра. Принять приглашение Льюиса значило остаться вгостинице нена одну, ана две ночи дольше. Нет, лучше сослаться надругие обязательства иуехать, какон ихотел. Он уже открыл рот, чтобы выразить свои сожаления, ноСара опять дотронулась доего руки:

–Пожалуйста, приходи.

Иони договорились.

* * *

Наследующее утро Джейми еще раз пошел вмузей, чтобы осмотреть выставку безмешающей толпы иотвлечения влице Сары Фэи– Сары Скотт, напомнил он себе. Галерея была пуста. Его шаги гулко отдавались эхом. Картины– все пейзажи сТихоокеанского Северо-Запада– изобиловали деревьями, горами, островами иокеаном. Художники, передавая свет, применяли разные методы, выстраивали сложные илипростые композиции, дабы выразить различные настроения иэффекты, ивсеже, переходя отодной картины кдругой, отодной кдругой, Джейми приуныл. Какой смысл вовсех этих ветках иволнах? Ниодна картина никогда точно непередаст нидеревья, ниморе. Ав чем его цель? Точность? Он страстно хотел сказать неодеревьях, ао пространстве, которое нельзя ниточно определить, никуда-то заключить. Являетсяли стремление само посебе достаточной причиной непрекращающихся упорных попыток? Джейми незнал.

Остальные мучительные вопросы касались Сары Фэи. Например, почему он согласился пойти кней наужин? Ответ оказался довольно прост: он хотел еще раз увидеть ее. Хотел так сильно, что готов был вытерпеть мучительное присутствие ее мужа идетей, стать свидетелем того, какдругой человек проживает когда-то согревавшую его мечту. Нопочему? Разбираясь всвоих чувствах кСаре, он обнаружил сильнейшую путаницу. Он неиспытывал никакого головокружения, никаких восторгов, одну мутную неловкость. Хотя, еслибы провел сней больше времени, возможно, нынешние чувства перешлибы вочто-то более понятное. Иливсентиментальную, ностальгическую привязанность, иливбезразличие, иливлюбовь, наконец. Он незнал, начто надеется. Стоитли беречь любовь, даже если она никчему непривела?

Закончив свыставкой, Джейми еще сходил какварелям Тернера. Он вышел измузея вполовине двенадцатого, апоскольку пропустил завтрак, то нырнул впервыйже попавшийся ресторанчик изаказал кофе иомлет стостом. Он все еще ждал заказа, когда повар вгрязной белой куртке вышел изкухни, включил стоявшее наполке надкассой радио ивыкрутил такую громкость, что все замолчали иобернулись. Отрывистый гнусавый голос быстро говорил ояпонских посланниках, Госдепартаменте, Таиланде иМаниле. Пресс-секретарь президента, продолжил голос, зачитал журналистам заявление. ДоДжейми медленно доходило: Япония разбомбила военно-морскую базу наГавайях. Девочка-подросток, сидевшая через два стола отнего, разрыдалась. Когда диктор сказал обобязательном объявлении войны, некоторые возликовали. Выпуск закончился обещанием держать слушателей вкурсе ибез музыкальной заставки сменился заявленной программой: Нью-йоркский филармонический оркестр заиграл что-то противное идиссонансное.

Джейми незнал, куда пойти, иотправился наберег. Судя повсему, остальные тоже так решили, поскольку уже собиралась толпа, восновном мужчины. Они бесцельно бродили, бросали злобные взгляды назапад, наостров Бейнбридж, где-то закоторым находилась Япония, какбудто насером горизонте влюбой момент могла появиться туча самолетов итогда люди начнут… ачто, собственно? Кидаться камнями, когда сверху посыплются бомбы? Почувствовав себя дураком, Джейми оставил толпу сее шапкозакидательскими настроениями ипошел наверх. Нагород опустилось ошеломленное безмолвие, отличное отобычного тягучего воскресного затишья. Изокон плыл оловянный, обволакивающий гул радиоприемников. Люди группками стояли натротуарах. Досих пор война напоминала Джейми солнце: неумолимое, неотменяемое, носмотреть нанего нельзя. Далекие континенты пожирали страдания исмерть, и, ненаходя вдуше героических порывов, он избегал открытого взгляда наэтот кошмар изстраха, что его тоже поглотит. Ноубежать оказалось невозможно. Он почувствовал себя, каквдетстве, вгорах, когда вдали отукрытия приприближении ощетинившейся молниями грозы нераз попадал взападню.

Изкармана Джейми достал тисненую визитную карточку Сары. Он помнил улицу. Она жила возле парка Волантир, недалеко отродителей.

* * *

Сара открыла дверь только после второго звонка. Унее покраснели глаза, акогда она увидела Джейми, снова брызнули слезы. Она, кажется, ине думала спрашивать, зачем он пришел, только кивнула заходить сословами:

–Так ужасно.

Сара быстро, почти грубо, его обняла, потом приподняла край юбки, чтобы вытереть глаза, насекунду показавшись маленькой девочкой.

–Влюбом случае добро пожаловать,– прибавила она, чуть улыбнувшись.

Дом Скоттов представлял собой внушительное двухэтажное здание встиле «искусств иремесел» сглубоким передним крыльцом. Внутри просторно, много воздуха ипоразительное изобилие комнатных растений. Филодендроны усиками листьев вформе сердечка свисали сполок истоликов, апальмы вкадках чинно стояли вуглах, словно ожидая, когда их пригласят натанец. Коврики сгеометрическими узорами разбросаны поореховому полу, астены украшены эклектичным собранием картин. Изглубины доносилось радио, ставшее громче, когда Сара провела его покоридору мимо столовой. Она перешагнула через брошенные игрушки– металлический грузовик, деревянную лошадку, уродливый замок издеревянных кубиков. Впроем двери, ведущей внебольшой кабинет илибиблиотеку, Джейми заметил свой старый портрет Сары, поблекший, врамке, надним висел латунный светильник.

–Льюис дома?

–Нет, он повоскресеньям дежурит вклинике водной изтрущоб. Ушел еще доновостей, ноушелбы влюбом случае. Нанего рассчитывают. Он хороший человек.

Последние слова она произнесла стакой очевидной защитной интонацией, что уДжейми ожила упрямая надежда.

–Аваши сыновья?

–Ночевали усестры, так что мы смогли сходить наоткрытие. Их еще непривезли. Нехочу, чтобы они видели меня втаком волнении. Ты помнишь мою сестру Элис? Унее тоже два мальчика, почти такогоже возраста. Проходи натеррасу.

Светлая терраса была освещена тусклым серебристым светом изаставлена растениями. Джейми вспомнил оранжерею матери Сары, где, когда его приглашали накофе, чувствовал себя таким взрослым. Застеклами виднелся пологий газон, ярко-зеленый подзатянутым облаками небом. Взарослях папоротника набоковом столике стояло портативное радио, идиктор сообщал, что заяпонскими иммигрантами наЗападном побережье установлен строгий надзор. Сара убавила громкость доневнятного бормотания, отщипнула папоротник.

–Наверное, ядолжна испытывать патриотические чувства, нобольше боюсь. Итак злюсь.– Она указала наплетеный стул сподушками вцветочек:– Прости. Пожалуйста, садись.

–Яне хочу мешать.

Она села надвухместную кушетку подпрямым углом кнему.

–Хорошо, что ты пришел. Япросто таращилась впустоту, представляя возможное теперь. Наверное, самое худшее– бессилие. Ибешенство! Незнаю, что делать. Слава богу, мои мальчики еще совсем маленькие, нодругие матери… Даже думать немогу. Им понадобятся врачи. Конечно, Льюис пойдет, если сможет. Ябы сама пошла, еслибы могла. Аты?