Британские интеллектуалы эпохи Просвещения: от маркиза Галифакса до Эдмунта Берка - Максим Ковалев

Следует отметить, что данный источник не привлекал большого внимания исследователей. Он был обнаружен в 1959 г. английской исследовательницей Б. Кемп в Бодлианской библиотеке Оксфордского университета. Из посвящённых ему работ зарубежных авторов следует упомянуть несколько страниц в монографии Э. Кросса «Британцы в России в XVIII веке»656. Краткий обзор источника присутствует также в статье С.А. Арутюнова657. Однако исследователями оказался обойдён вопрос о назначении этого небольшого и, казалось бы, лишённого авторской позиции, произведения. На наш взгляд, исторический контекст его появления и биография автора не позволяют считать «Дневник…» только сухим изложением фактов. Решение данного вопроса поможет пролить свет на другие традиционные в изучении англо – русских отношений проблемы.

Дэшвуд начинает свой дневник с прибытия в Кронштадт. Он даёт обстоятельное описание острова Котлин, Кронштадтской крепости, её гарнизона и русского флота. Дневник богато насыщен фактическими данными. В наибольшей степени это относится к описанию армии, флота и укреплений Кронштадта. Так автор отмечает, что у входа в гавань установлено 700 пушек, а гарнизон острова составляют 4 тыс. солдат и 10 тыс. моряков. Флот состоит из 40 кораблей, из них в боевой готовности – лишь 12. 112 – пушечный корабль, стоящий в Адмиралтейской верфи, может сгнить ещё до его спуска на воду. Арсенал лишь отчасти заполнен пушками, а боевые галеры – это, строго говоря, полугалеры. Пехотные полки, официально состоящие из трёх батальонов, фактически содержат лишь по два таковых. Штатный состав военных моряков – 20 тыс. чел.658

Казалось бы, подобный интерес к вопросу явно указывает на шпионаж «первого туриста» в пользу Британии. Впрочем, информация об армии содержит также описание мундиров, знаков различия, способов ношения караульных плащей. Так, читатель узнаёт, что у кирасиров синие и желтовато – коричневые камзолы, у пехотинцев – зелёные мундиры с красными отворотами и белыми кокардами на шляпах.

Вкратце останавливаясь на описании Ораниенбаума, расположении и устройстве усадьбы А.Д. Меншикова, автор переходит к освещению своих впечатлений о российской столице. Он рассчитывает точное местоположение Петербурга, ширину и глубину Невы на разных участках, высоту триумфальных арок, количество фонтанов, делает замечания о материале, из которых построены здания и об их внутреннем убранстве659.

Основную часть этого своеобразного путеводителя занимает центр Санкт – Петербурга – Адмиралтейский остров, Летний дворец, Кунсткамера, Арсенал, улицы и каналы города. Существенное место уделено также встречам автора с англичанами, находящимися на российской или британской дипломатической службе. Уже в порту он знакомится с адмиралами Т. Гордоном и Т. Сандерсом, а в самой столице наносит визит английскому резиденту Кл. Рондо (его супруга также оставила воспоминания о России)660.

Одна из частей произведения посвящена описанию социально – политического строя России, обычаям и нравам народа. Прежде всего путешественник рисует картину императорского двора и служилого сословия, а также даёт характеристики государственных деятелей (Пётр I, Анна Иоанновна, А.Д. Меншиков, Б.К. Миних, кн. Долгорукий, кн. Лопухин, Г.И. Головкин, Э.И. Бирон, Левенвольде Ст. и Мл.). Затем он переходит к описанию налоговой системы и акцизов, останавливается на феномене крепостничества (в Западной Европе уже неизвестного). Не меньший интерес вызвали у англичанина русские обычаи и религия. Рассказ о духовенстве и храмах автор сопровождает сведениями о таких чертах русского народа, как гостеприимство и злоупотребление алкоголем. Русский народ, по его мнению, склонен к мятежам, а страна полна разбойников. В силу этого власть вынуждена устанавливать суровые наказания661.

С фактографичностью дэшвудовских записок вполне согласуется их эмоциональная отстранённость. Привычные европейцам ещё с XVI – XVII вв. образы «русского деспотизма» и «русского варварства» иллюстрируются с поразительным спокойствием. Так, англичанин утверждает, что при строительстве Петербурга погибло из – за плохой организации снабжения около трёхсот тысяч человек. И сразу же отмечает такое неудобство, как невозможность свободно нанять карету. Без тени иронии автор передаёт историю, как Пётр I колотил тростью членов коллегий, если они опаздывали на службу к четырём часам утра. Столь же сдержан он и в оценках того факта, что императрица Анна Иоанновна руководствуется в основном сплетнями, тогда как истинное положение дел от неё скрывают: «…осведомлённость министров во внешних делах не является наилучшей, а осведомлённость монархини – и того хуже…»662. Дэшвуд деловито рассуждает о торговле крепостными, отмечает невозможность их вывоза за границу, приводит расценки их продажи на торгах.

Ещё более специфично хладнокровие автора в описании изощрённых казней и пыток, применяемых при дознании. Любопытны подобного рода сюжеты: «Наказанием для убийц является крюк с зазубриной, который втыкают между рёбрами, и разбойники так висят на виселице, пока не умрут»; «Палач действует столь умело, что ни разу не бьёт дважды по одному месту»663. Складывается впечатление, что для путешественника Россия – не политический и торговый партнёр Англии, участник европейского «баланса сил», а глухая периферия вроде Турции или Китая. Это подтверждается и сравнением стрельцов с янычарами. Картина «местной экзотики » дополняется пересказом истории некого Ная, английского кораблестроителя. «… Однажды утром он, Най, – пишет Дэшвуд – пришёл и ждал царя (Петра I – М.К.) сразу после возвращения того из Воронежа и видел полтораста истекавших кровью только что отрубленных голов, которые лежали перед дверью маленького деревянного дома, где пребывал царь»664. Если для Д. Дефо подобные сюжеты могли лишь подтвердить репутацию «короля – мясника» и «сибирского медведя»665, то у Ф. Дэшвуда они не вызывают особенных эмоций.