Русская армия на чужбине. Галлиполийская эпопея. Том 12 - Сергей Владимирович Волков

ничем не вызываемых испытаний, связанных с переездом и устройством жилища в самое дурное время года».

В ответ на это генерал Шатилов сообщал, что «ввиду получения из Парижа уведомления, что французская палата вотировала закон о предоставлении французскому правительству 100 000 000 франков на содержание крымских беженцев, Главнокомандующий приказал Вам начать перевозку по сношению с французскими военными властями Донского корпуса на остров Лемнос», после чего и был отдан соответствующий приказ по корпусу. Дальнейшее уже было обрисовано в предыдущем изложении (лагерь Санджак-Тепе).

Предстояла последняя отправка оставшихся частей на Лемнос, когда почти накануне отправки среди казаков вновь разнесся тревожный слух, что с 1 апреля французы прекращают довольствие казаков на острове Лемнос. Между прочим генерал Абрамов говорил: «Я не могу отдать приказа об отправке казаков на Лемнос, где им не будет обеспечено продовольствие». Особо командированный офицер штаба корпуса посетил коменданта лагеря Хадем-Киой майора Тесьера, и последний заверил его, что слухи эти не имеют под собой никакого основания. Тем не менее тот же офицер был командирован в штаб Главнокомандующего. Из переговоров с французским командованием выяснилось, что французы действительно прекращают довольствие русских войск, но что «на Лемносе довольствие будет еще продолжаться». Тревожные слухи рассеялись, и под свежим впечатлением, что «кормить будут», казаки поехали на Лемнос.

Лемнос. Второй период

Перевозка по железной дороге была закончена в два дня. 23-го были отправлены три поезда: один со строевыми частями из лагеря Санджак-Тепе, в общем количестве 1234 человека, и два с чилингирцами, в количестве 2318 человек. 24-го было отправлено два поезда с беженцами из Санджак-Тепе – 1138 человек и второй – со всеми обитателями лагеря Хадем-Киой, включая и штаб корпуса с управлениями и учреждениями, госпиталь, интендантство со складами, рабочую сотню – всего 700 человек. С поездов непосредственно перегружались на пароходы, стоявшие уже у пристани Серкеджи. На «Решид-пашу» было погружено 3552 человека и на «Дон» – 1527 человек. Так называемая «рабочая рота», в количестве 311 воинских чинов 1-го армейского корпуса, была оставлена французами на станции Макри-Киой.

С французами чаталджинского района расстались вполне дружелюбно. Начальник французской дивизии генерал Приу лично приезжал на пристань Серкеджи проводить командира корпуса, с выражением своего расположения и пожеланиями скорого возвращения на Родину. Переезд по морю совершился без особых происшествий. День выдался на редкость погожий, весенний, теплый и солнечный, море было совершенно спокойно, и почти все казаки повылезали на палубу, любуясь видами Мраморных островов и Дарданелл.

Утром 26-го проснулись уже на Лемносе. В нерассеявшемся еще тумане вырисовывался голый скалистый берег с разбросанными местами стройными рядами белых палаток. Толпясь на палубе, казаки с любопытством и некоторым страхом разглядывали таинственный и все еще страшный «Ломонос».

Насколько страшным казался Лемнос, можно видеть хотя бы из такого факта: несмотря на то что о Лемносе много раз сообщали казакам самые подробные и правдивые сведения, которые, казалось, должны были бы рассеять все страхи и ужасы, многие казаки, особенно старших возрастов, все еще находились под гипнозом, навеянным фантастическими рассказами об острове, и не особенно поверили успокоительным заверениям начальства. «Уговаривают», – решили они и начали собираться на Лемнос «по-своему». Деды-беженцы, отправляясь на остров, прежде всего запаслись водой, наполнив ею всю имеющуюся у них посуду и множество бутылок. Молодежь, конечно, подтрунивала над стариками, возившимися с тяжелым и громоздким грузом. Каково же было смущение дедов, когда некоторых из них, прямо же по высадке на берег, нагруженных привезенной с собою водой, подвели к ближайшему колодцу и предложили набирать воды сколько им вздумается, а там, дальше, и ручей с пресной водой показали…

Вид острова был унылый. Невысокие горы, почти лишенные растительности, неопределенного, серовато-желтого оттенка, окаймляли громадную бухту, как-то нелепо громоздились друг на друга и сливались вдали с туманом моря. Вот и все. Ни леса, ни высокой выдающейся горы, ничего, что могло бы остановить на себе взгляд. Только местами, едва приметными оазисами, разбросаны деревеньки да город Мудрое, несмотря на его выдавшийся собор, также казавшийся небольшой деревней.

Еще на рассвете казаки уже увязались и теперь сидели на вещах в томительном ожидании выгрузки, которая, по предположению, должна была начаться в шесть часов утра. Время текло. К пароходам подходили и увозили одиночных пассажиров катера, но ожидаемых болиндеров для выгрузки все не было и не было. Около восьми утра по группам пробежало – всем собраться по своим частям, и немного позже начальники огласили приказ французов о том, что они прекращают довольствие и предлагают казакам три выхода: Совдепия, Бразилия и собственное иждивение. По прочтении приказа начальники по возможности разъяснили казакам, что это только угрозы французов, средство снять малодушных с пайка, и что, конечно, французы фактически не перестанут кормить.

Приказ этот произвел впечатление грома в ясном небе. Вначале казаки его просто не поняли, так неожиданно это было для них. Еще бы! Только что два дня тому назад им говорили, что именно на Лемносе-то и будут кормить, что на это отпущено французским правительством много-много миллионов франков, а теперь, когда привезли на остров, – вдруг объявили, что кормить не будут и предлагают расходиться кто куда хочет и в первую очередь, конечно, в Совдепию… Когда первое оцепенение прошло, казаки оживленно задвигались, заговорили и, точно громадные встревоженные ульи, загудели пароходы. Больше всего, разумеется, было ругательств. Если бы французы, конвоировавшие пароходы, понимали по-русски, много нелестных эпитетов услышали бы они по адресу Великой Нации.

Все-таки надо было решаться на что-либо, так как вместе с тем было объявлено, что выгрузка начнется только тогда, когда точно определится число желающих ехать в Советскую Россию, которые выгружаться не будут, а на тех же пароходах поедут обратно в Константинополь. Еще раз собрали казаков, и командир корпуса лично, с капитанского мостика, в коротких словах указал им создавшуюся обстановку и призывал их не особенно поддаваться французским страхам.

Как и на берегу, командир корпуса указал казакам выход из создавшегося положения – запись по третьему пункту французских требований, передал слова привета Главнокомандующего и заверения его, что и после 1 апреля казаки с пайка исключены не будут, и указал, что к словам Главнокомандующего надлежит относиться с тем же доверием, как относились и до настоящего времени. Как раз в то время, когда командир корпуса говорил с казаками на транспорте «Дон», на берегу слышалось раскатистое «Ура!». Крики росли, ширились, играла музыка, и, когда командир корпуса кончил говорить, ответом ему было также громкое «Ура!». Кричали и на «Решид-паше».

После произведенного опроса и выяснения желающих