Преследуя Аделин - Х. Д. Карлтон

сейчас эти демоны, или как ты их там называешь? – спрашиваю я, и мой собственный тон становится резким.

Мне хватило пяти секунд, чтобы перестать обращать внимание на то, что она там видит. В конце концов, раз это не влияет на меня, то мне наплевать. Если она хочет притворяться, что за мной по пятам ходят гигантские говорящие бананы с вилами, то я сделаю вид, что потакаю ей, пока у меня есть возможность пообщаться с четырьмя типами, которые ждут наверху.

Когда она приводит меня в комнату, они сразу начинают кричать. Извиваются, как черви, попавшие на крючок. Я не могу сказать, почему именно кричит Марк: потому что просит о помощи или потому что думает, что я его убью. Полагаю, я собираюсь сделать и то, и другое. Помогу ему искупить его грехи, а потом убью его за них.

– Они тебя знают? – спрашивает кукла, и я хмыкаю в знак подтверждения, рассматривая их видок и сломанные кости.

Остальные трое смотрят на меня как на страшного монстра. И это только в образе Зака, миллионера-самоучки. А когда я скажу им, кто я на самом деле, уверен, их лица станут напоминать физиономию Каспера[19].

Мне нужно выяснить только две вещи. Узнать, где проводятся ритуалы и как туда попасть, и выяснить, охотится ли за Адди это Сообщество. Все остальное, что они скажут, меня не волнует.

– Ты уверена, что их никто не услышит?

– Я все время так делаю, – беззаботно отвечает она.

Я оглядываю ее краем глаза, изучая с ног до головы.

– Часто убиваешь людей?

Девчушка, конечно, маленькая, но умеет драться. И судя по почти неизменному кровожадному блеску в ее глазах, меня это не удивляет.

Она пожимает плечами.

– Только демонов.

Я не могу сдержать ухмылку.

– Ты тоже считаешь себя истребительницей демонов?

Она фыркает и топает ножкой, как ребенок, которым она и одета.

– Не смешно!

Я с ней не согласен.

Но вместо того, чтобы спорить, я возвращаюсь к текущему вопросу.

Как и ожидалось, как только я срываю скотч с его рта, он начинает умолять о своей жизни. И как только я говорю Марку, кто я на самом деле, с его покрасневшего лица мгновенно сходит вся кровь и его кожа становится пепельно-серой. Лица остальных трех меняются, теперь они смотрят на меня как на самого жнеца смерти.

Я улыбаюсь.

Я и есть гребаный жнец смерти.

Я игнорирую слова Марка о том, что мы были друзьями, и его жалкие попытки переложить вину на своих компаньонов и заверить меня в его невиновности.

Меня не удивляет, что он так легко сваливает ответственность на других. Он эгоист, самовлюбленный тип и полный имбецил. И судя по выражениям лиц несчастных рядом с ним, сейчас они тоже не слишком высокого мнения о нем.

За то короткое время, что я знаю Марка, я обнаружил, что не так уж много коллег любят его.

Он громкий, шумный и крикливый. Всегда старается быть крутым парнем и вписаться в компанию. Я слыхал, что Марк не согласен со многими политическими взглядами своих товарищей. Он всегда голосует против законопроектов, выдвинутых своей же собственной партией.

Мне плевать на политику, по крайней мере, на ту, которая касается законов и правил. Я нарушаю их ежедневно. На хрена мне беспокоиться о том, какие принимаются законы, если я все равно не использую их в своей жизни?

Мне также удается вывести из себя и истребительницу демонов – она начинает ныть, что до сих пор не убила их.

– Ладно, начинай убивать, – говорю я, жестом указывая на Миллера, Джека и Роберта. – Не дай мне помешать твоему истреблению демонов.

Раздается свист воздуха – единственный признак того, что в мою голову, подобно астероидам, уничтожившим динозавров, летит какое-то оружие. Я дергаюсь в сторону, и вижу, как лезвие проносится мимо моей головы и вонзается в брюхо Марка.

Похоже, это чертовски больно.

Она срывается с места, набрасывается на Роберта и бьет его ножом до тех пор, пока он не превращается в кровавую кашу. Она продолжает кромсать, даже несмотря на то, что он давно уже утратил свою форму. Когда Марк начинает блевать, мне надоедает.

Вздохнув, я поднимаюсь с места и подхожу к ней, хватая ее за руку и останавливая это бессмысленное тыканье ножом. Сила и задор у нее есть, это точно. Чтобы нанести кому-то столько ударов, силы определенно требуются. Это более изнурительное занятие, чем принято считать. Даже сотня ударов ножом такой силы, как у нее, заставила бы взрослого человека запыхаться.

И хотя ее загримированное лицо покрыто тонким слоем пота, она выглядит так, будто готова продолжать.

– Теперь ты будешь мешать мне убивать демонов?! – кричит она так пронзительно, что я едва не вздрагиваю.

Боже. Чертовы женщины и их визги.

– Девочка, тебе нужна серьезная помощь по многим вопросам, но я бы сказал, что управление гневом на первом месте в этом списке.

Она смотрит на меня, ее лицо начинает дергаться. Она напоминает неисправного робота, и я бы назвал этот эпизод номером один среди всех интересных ситуаций, в которые я попадал.

Кажется, она вот-вот взорвется, поэтому я сдерживаю свое раздражение и требую:

– Посмотри на меня.

Ее большие карие глаза пристально вглядываются в меня, и, если бы не безумный блеск в них и тот факт, что она с ног до головы покрыта кровью, она бы выглядела вполне милой и невинной.

Какой же это был бы гребаный обман.

– Брось нож.

Ее рука мгновенно замирает, позволяя ножу со звоном выпасть на залитый кровью пол.

– Как тебя зовут? – спрашиваю я.

– Сибель, – она замолкает. – Друзья зовут меня Сибби.

Меня пронзает жалость. Что-то подсказывает мне, что единственные друзья этой девушки – это ее воображаемые друзья. Девчушка одинока – совершенно одинока. Судя по ее пристрастию прятаться в стенах, я готов спорить, что никто из работников этой ярмарки даже не подозревает о ее присутствии.

Внутренне вздохнув, я решаю бросить девушке кость. Не знаю, оттого что мне чертовски жаль ее или еще от чего, но, черт возьми, похоже, что так и есть.

– Ты интересная, Сибби. Но мне нужно, чтобы ты, черт побери, успокоилась. Я не могу спокойно вести допрос, когда ты там режешь кого-то, словно взбесившаяся банши, понимаешь меня?

Она заметно расслабляется, услышав свое прозвище. Просто оттого, что я объявил ее своим другом. И проклятье, это заставляет меня чувствовать себя еще хуже.

Она неохотно кивает головой, и после заверения, что я не смеюсь над ней, когда называю