Преследуя Аделин - Х. Д. Карлтон

Быстро, словно змея, он перехватывает оба моих запястья одной рукой, пока другой в это время продолжает держать мою голову. Он поднимает мои руки выше и прижимает их к своему животу. Будто я женщина, поклоняющаяся самому дьяволу, – на коленях и со связанными руками.

– Это то, чего ты хотела, верно? – рычит он. – Так соси. Сейчас же.

И я делаю так, как он говорит, если это поможет смягчить его. Я старательно сосу, надув щеки и водя языком по толстой вене на нижней поверхности его члена.

– Да, детка, – выдыхает он, наконец позволяя мне расслабиться.

Но через несколько секунд он снова натягивает мой рот. Двигая мою голову вперед-назад, пока я продолжаю сосать его. С его губ срываются слова поощрения и протяжные стоны удовольствия, в то время как сам он набирает темп. С каждым слогом и стоном, слетающим с его губ, я все отчаяннее пытаюсь доставить ему удовольствие. Загладить свою ошибку.

– Давай посмотрим. Грейсон Паркер, он был лучше, а?

Мои глаза расширяются, я не понимаю, откуда он знает про него, и ужасно боюсь, к чему это приведет.

– Я чуть не убил его, когда он выбежал из твоего дома голым, так что я как-то сомневаюсь, что он был лучше меня. Кто еще? – последние слова он произносит, пропихивая себя глубже в мое горло.

Я давлюсь, и он позволяет мне несколько секунд сопротивляться, прежде чем ослабляет натиск.

– Брэндон Хаватти, Карлос Сантонио, Тайлер Сандерс… – он продолжает перечислять всех мужчин, с которыми я когда-либо была.

Их, конечно, не так много, но это очень большая цифра, если ты подвергаешь их жизнь опасности.

Он резко дергает мою голову назад, позволяя мне сделать один вдох, и произносит:

– Я получу наслаждение, убивая каждого из них, маленькая мышка.

Прежде чем я успеваю что-то ответить, не говоря уже о том, чтобы сделать еще один глоток драгоценного воздуха, он снова начинает душить меня своим членом.

Мое зрение темнеет по краям от того, как глубоко он погружается в мое горло. Неважно, как сильно я задыхаюсь и борюсь с ним, Зейд становится все напористее.

– Ты хочешь, чтобы я кончил тебе в рот, да? Ты думала о том, как бы отсосать мой член с тех самых пор, как поклонялась мне, стоя на коленях с ремнем, обернутым вокруг твоей хорошенькой маленькой шейки.

Я поднимаю на него глаза; всего на мгновение ненависть вспыхивает ярче, чем похоть. Он улыбается – или, скорее, обнажает зубы – когда видит гнев, отражающийся в моих карих глазах.

– Ты хочешь этого, но ты это не получишь. Ты еще не заслужила эту привилегию.

Он неожиданно резко запрокидывает мою голову назад, и его член вырывается на свободу.

А потом приподнимает меня за волосы, пока я не оказываюсь на кончиках пальцев ног.

– Зейд, пожалуйста, – скулю я, мое зрение затуманено от слез, а грудь сдавило от недостатка кислорода. Я даже не уверена, о чем я умоляю – о своей жизни или о невинных людях, которых я только что отправила в камеру смертников.

– Какая хорошая девочка, – хвалит он. – Мне нравится, когда ты боишься и умоляешь.

Когда я наконец решаю, что снова могу дышать, он снова отбирает у меня эту возможность. Его губы накрывают мои в электризующем поцелуе. Мои ногти впиваются в его грудь, и я издаю низкий рык, когда он поглощает мой рот своим.

Энергия между нами трещит и взрывается, и мы пьем друг из друга. На моем языке вспыхивают искры огня и ощущается вкус горького вина.

Никогда еще яд не был так восхитителен на вкус.

И пока наши языки борются за господство, он обхватывает меня и безо всяких усилий поднимает. Мои ноги инстинктивно обвиваются вокруг его подтянутой талии, и я чувствую, как к моей спине прижимается прохладная поверхность.

Температурный перепад в моем теле ощущается подобно его инь-ян глазам. Прохлада от зеркала грозит пустить дрожь по моей коже, но прикосновения его тела к моему обжигают.

Острый укус боли с обеих сторон моих бедер заставляет меня судорожно охнуть ему в рот. Он срывает мои стринги одним рывком, и разорванная ткань застревает где-то между нашими телами.

Он отстраняется и подносит головку своего члена к моему входу.

– Раздвинь для меня свою киску, маленькая мышка, – приказывает он.

Я открываю рот, чтобы возразить, готовая попросить его просто трахнуть меня, но выражение его лица лишает меня дара речи.

Неудовольствие нарастает, я запускаю обе руки между нашими телами и делаю то, что он говорит. На моей груди выступает яркий румянец, когда я раздвигаю себя. Это унизительно, и он знает, что мне это не нравится.

Знает, что я хочу, чтобы он ворвался в меня. И в наказание за мое оскорбление он собирается заставить меня продемонстрировать ему, как сильно я его хочу. Раздвинув мою киску и пригласив его внутрь.

Боже, как я его ненавижу.

Его руки болезненно сжимают мои бедра. Завтра я проснусь с синяками от ладоней, и какая-то часть меня боится этого. Если на моей коже останется отпечаток его рук, забыть о случившемся будет невозможно.

– Не смей убирать руки, – грозит он за секунду до того, как насадить меня на свой жаждущий член.

– Ах! – вскрикиваю я, и мои руки оказываются в доли секунды от того, чтобы взлететь к его груди и попытаться оттолкнуть его. Он слишком велик, растягивая меня шире, чем я когда-либо была.

Мои глаза округляются в огромные блюдца, и я поскуливаю от этой атаки. Я чувствую, как его член скользит между моими пальцами, пока он проникает в меня все глубже.

– Остановись! Он не входит, – задыхаюсь я.

– Какая бедная маленькая мышка, – насмешливо воркует он, его голос звучит хрипло и натянуто. – Может быть, однажды ты позволишь мне обращаться с этой щелью как с хрустальной и проявить к ней всю свою любовь, но ты была плохой девчонкой, не так ли?

Когда я не отвечаю, он прижимает меня к себе сильнее, вызывая очередной болезненный хнык.

– Разве нет? – рявкает он.

– Да! – кричу я, задыхаясь, зажмурив глаза от его напора.

– Теперь ты будешь хорошей девочкой?

– Да, – отчаянно лепечу я.

Боль перетекает в нечто более интенсивное и захватывающее дух. Он вынимает его и входит снова, на этот раз нежнее, но не менее злобно.

Кажется, что мое тело вот-вот разорвется. Это неестественно – чувствовать себя настолько чертовски полной.

Он вытаскивает конец, а затем погружает в меня всю свою длину, так глубоко, что, клянусь, я