И сядет солнце на Востоке - Кристина Ли

ударила в место, где он стоял, оставив выжженный герб семьи карпатских князей.

— В день, когда нога моя вновь ступит на землю мою, я клялся отцу, что уничтожу могилу, которую возвели нашей семье при жизни! Я сдержал слово, исполнив волю твою отец! — Даниил выпрямился и опустил меч, а гроза развеялась за несколько мгновений.

Лаврентий не мог отвести взгляда от того, что происходило, а когда завидел трещины бегущие по автопокрытию и вовсе схватился за ручку дверцы, боясь что и он, и единственное средство его существования пойдет под землю.

Прохожие спрятались под стенками зданий по другую сторону от старой посадки и места, где некогда стоял двор семьи Вершигора. Они с ужасом и в страхе наблюдали за тем, что происходило вокруг. Прикрывали руками лица, а некоторые взывали к богам о милости, боясь ступить и шаг, присев в стен домов.

Однако, как только всё вмиг исчезло, а врата отворились и в них показалась мужская фигура, облачённая в черный, расшитый серебряными узорами, камзол княжеской карпатской семьи, люд замер и вовсе не двигаясь и чуть дыша.

— Колдовство вернулось… — одна из женщин, стоявших ближе всего к машине Лаврентия, спешно спрятала внука за своими длинными одеждами, и запричитала, в ужасе осматривая того, кто появился из ворот проклятого богами места.

Высокий седоволосый мужчина, смотрел на всех зевак исподлобья, пока сжимал в руке ножны с мечом. Даниил знал, что получив наконец всю силу своего рода, ему никогда не стать прежним. И дорога обратно к матушке и отцу с этого дня закрыта.

— Это же карпатские одежды! Не уж то?!! — мужчина рядом с той самой женщиной и ребенком, попятился назад и переглянулся с толпой молодых бояр, которые снимала всё на свои идентификаторы.

Молодежь даже и не ведала, кто перед ними, но вот старшее поколение в ступоре наблюдало за тем, как мужчина пересекает автополотно, уверенным шагом направляясь прямо к Лаврентию.

— Боги ярые! Мольфары вернулись!!! — убито прошептал водитель Лаврентий и окаменел, когда над ним возвысилась фигура Даниила.

— Это мольфар!! Небеса да не прогневить бы, но это мольфар!! — послышался крик той самой старушки.

Даниил медленно поднял взгляд на женщину и учтиво ей поклонился, опять вернувшись к водителю.

— Взрослый мужик, а словно Навь увидел перед собой! Седлай своего жеребца! — пророкотал Даниил и открыл пассажирскую дверь, — Вези в твердыню, как и оговорено было!

Даниил уже видел перед собой высокие своды каменного форта — града княжеского, о котором так много ему рассказывал отец. Показывал изображения неприступного места, возведенного из тысячелетних камней, да кусков скал. Обрамленный водами глубокой и полноводной реки, форт стоял на величественном острове близ порогов Днепра.

Однако Даниил понимал, что лишь ступив ногой на каменную кладку твердыни, боль пронзит его ещё явственнее. Ведь слова его госпожи так и резали слух в воспоминаниях. Эта женщина должна была принадлежать ему. Эта княжна должна была стать женой ему и сесть на каменный карпатский трон подле него, а не рядом с Всеславом. Князь Руси Киевской — человек, и ежели когда-то к Стеже вернутся силы, покуда задумы богов не постичь никому, он не справится с такой женщиной. Это не княжна, готовая подчиняться. Это могущественная лесная ведьма, для кого-то нечисть убивающая, а для кого-то спасение из троп горных.

Подобное и пугало Даниила. Он боялся за Станиславу так, словно и не вышла она замуж за другого. Потому мольфара в спину гнала не обязанность перед своей госпожой, а страх за единственную женщину, которую он хотел, но потерял право обладать ею.

Страх мольфара стал будто вещим, и совершенно не беспочвенным. Ведь когда машина Лаврентия тронулась с места, в свои палаты в стенах дворца твердыни не просто вошла, а влетела матушка Мирослава. Женщина вышвырнула всех из гостиной, да так, что слуги боялись даже рот раскрыть, да и глаз не поднимали уходя прочь из палат старшей женщины.

— Вы только гляньте кака краса!! Вы только посмотрите какая спесь и гонору сколько в этой змее безродной! — женщина сняла парчовый платок и бросив его на спинку кресла, откинула седеющую косу на спину.

Мирослава стояла у камина перед огнём его, однако в глазах её тлел самый страшный грозовой холод. Женщина дышала глубоко, в попытке успокоиться даже закрывала глаза, дабы не прогневать богов и усмирить порыв свой убить тварь прямо сейчас, пока Князь лежит в беспамятстве. А в том, что Государь либо ранен, либо и вовсе мертв, Мирослава не сомневалась.

Своими глазами женщина видела тело Воеводы его. И то, что предстало перед ней, не оставило никаких сомнений в том, что такое поведение Всеслава не напрасно. Либо он сам был ранен во время нападения организованного Бориславом, либо и вовсе мертв, ибо оружие, которое прислали монголы отравлено, и это теперь бесспорный факт. Ведь тело этого бесстыдника Радолира показалось матушке не просто останками убиенного. Она лишь взглянула и кажется смерти своей в глаза посмотрела, так ужасно выглядели черные жилы и язвы, покрывшие всё тело Воеводы от пят и до маковки головы.

— Ересь колдовская! Но ничего! Ты у меня пригубишь своего же яда, маленькая тварь! — женщина выпрямилась и хмуро окликнула прислугу:

— Велите внучке моей немедля прийти в мои палаты! Да побыстрее!

— Слушаюсь, Матушка Мирослава! — служанка дрожа выглянула из-за поворота спальни женщины и поклонилась.

— Бегом!!! Чего встала, как немощная? — женщина наигранно мило улыбнулась девушке, да так, что несчастная белее стен стала.

В ожидании прихода Ольги, матушка сидела в своем кресле и тихо пила чай. Все её мысли сосредоточились вокруг слов рыжей потаскухи о том, что она ведьма. Это испугало женщину, её уверенность на миг дрогнула, но Мирослава была не из тех, кто страшился задуманного и боялся ответственности. Будь она такой, не взошла бы так высоко. Потому, что ей эта лисица? Она всё равно посадит на трон, если не Ольгу, то дочь своего племянника.

У румынского князя Варновице подросла такая красна девица, что весь румынский двор готов перерезать друг другу глотки, лишь бы их сыновья взяли в жены совершеннолетнюю Радмилу. Матушка запустила свой идентификатор и перед ней встала фигура нежного создания с кукольным личиком и кротким взглядом голубых глаз. Они так и сияли, контрастируя с алебастровой кожей лица, да черными как сама ночь волосами девицы.

— Ты и станешь её погибелью, Радмила! Окончательной, если не выйдет задуманное. Ежели не убить их вместе, то придется разлучить. Не разведутся, но сгинут в этом огне оба, — Мирослава злорадно ухмыльнулась, а изображение сменилось, как