Ола - Андрей Валентинов

XIV. Вопреки мнению некоторых историков, достоверно известно, что ни кардиналы Хименес де Сиснерос [298] и Мендоса [299], ни даже сам Томас Торквемада [300] (ставший впоследствии столь знаменитым как великий инквизитор) не принимали участия в этом предприятии, и римская курия и Фердинанд V воспользовались для этого некоторыми другими учениками св. Доминика.

Статья четвертая. ПЕРВЫЕ КАЗНИ И ИХ ПОСЛЕДСТВИЯ

I. Средства, столь пригодные для умножения числа жертв, не могли не произвести ожидаемого от них эффекта. Поэтому трибунал начал вскоре свои жестокие экзекуции. 6 января 1481 года он приказал сжечь шесть осужденных, 26 марта того же года семнадцать, а месяцем позже еще большее число. 4 ноября того же года двести девяносто восемь новохристиан уже подверглись казни сожжения, семьдесят девять обвиняемых были ввергнуты в ужасы пожизненного заключения, и все это произошло в одном городе Севилье, на жителей которой пали первые удары кровавого трибунала. В других частях провинции и в епархии Кадикса, по сообщению Марионы, две тысячи этих несчастных были преданы огню в 1481 году; другие в большом числе, за отсутствием их, были казнены фигурально [322], и семнадцать тысяч подверглись различным каноническим карам {Мариона. История Испании. Кн. 24. Гл. 17.}. Среди тех, кто погиб в пламени, мы встречаем значительных людей и много богачей, состояние коих стало добычей казны.

II. Большое количество осужденных, подвергавшихся сожжению, вынудило префекта Севильи построить на поле, называемом Таблада [323], постоянный каменный эшафот, который сохранился до наших дней под именем Кемадеро [324] и на котором воздвигались четыре большие каменные статуи четырех пророков. Новохристиане, отпавшие от веры и закоренелые в отступничестве, замуровывались в этих изображениях заживо и там погибали, поджариваясь от пламени общего костра {После опубликования этого тома меня уверяли, что лица, присужденные к сожжению, только привязывались к статуям четырех пророков, а не замуровывались внутри их. Андрее Бернальдес, современный писатель и очевидец, от которого я почерпнул этот факт, не выражается достаточно ясно, чтобы рассеять все наши сомнения. Однако я очень охотно допускаю новое сообщенное мне мнение как менее противоречащее законам гуманности.}, постепенно нагревавшего каменные изваяния пророков.

Кто из людей осмелится объявить, что это наказание, наложенное за простое заблуждение разума, соответствовало духу Евангелия?

III. Страх, внушаемый подобными казнями новохристианам, заставил бесчисленное множество их эмигрировать во Францию, в Португалию и даже в Африку. Многие, осужденные заочно, спаслись в Рим и там просили у папы правосудия против своих судей. Верховный первосвященник писал об этом 29 января Фердинанду и Изабелле. Он жаловался на то, что два инквизитора, Мигуэль Морильо и Хуан де Сан-Мартино, не следуют правилам закона, объявляя еретиками тех, кто ими не был. Его святейшество прибавлял, что он отрешил бы их от должности, если бы не имел уважения к королевскому декрету, который их поставил на место; тем не менее он отменяет данное им полномочие на назначение других лиц, за исключением того случая, когда найдутся люди, способные к этим обязанностям, среди назначенных генералом и провинциалом доминиканцев, которым одним принадлежит эта привилегия; привилегия, посланная королю и королеве, относилась лишь к отправлявшим ее лицам {Писатель, скопировавший эту буллу из сборника, составленного в 1566 году Франциском Гонсалесом де Лумбрерасом, ошибся насчет даты этого бреве, проставив 1481 год – время менее всего верное, потому что приводимые в нем факты не могли иметь место с тех пор, как инквизиторы вступили в должность. Эти ошибки в дате иногда зависят от способа исчисления годов понтификата, которые начинались с самого дня избрания пап. Бреве, о котором идет речь, было отправлено на одиннадцатом году папства Сикста IV, которое началось 9 августа 1471 года, и, следовательно, истинную дату этого документа надлежит отнести к 29 января 1482 года. Та же двусмысленность наблюдается во многих других бреве, которые я буду иметь случай цитировать; я предупреждаю об этом читателя, чтобы он не удивлялся разнице, которую заметит между датами этой Истории и датами собрания Лумбрераса, которым я пользовался.}.

IV. Поразительно, как Фердинанд и Изабелла могли стерпеть оскорбление, сделанное им римской курией, решение которой, вопреки их власти, благоприятствовало генералу и провинциалу доминиканцев. Как ни был этот поступок возмутителен, папа пошел еще дальше. 11 февраля следующего года он отправил новое бреве, в котором, не упоминая о первом бреве, он говорил, что так как генерал доминиканцев Альфонсо де Сан-Себриано доказал ему необходимость увеличить число инквизиторов, он счел необходимым призвать к этим обязанностям самого дона Альфонсо и других монахов его ордена, Педро де Оканью, Педро Марильо, Хуана де Сан-Доминго, Хуана де Сан-Эспириту, Родриго де Сегарру, Томаса Торквемаду и Бернардо де Санта-Мариа, и что он отправил этим монахам мандаты, чтобы они немедленно вступили в исполнение своих обязанностей вместе с епархиальными епископами [325] при соблюдении процедуры согласно с другим специально на этот предмет данным бреве.

V. Я не мог найти этого другого документа; но вероятно, что он был подписан, как и первый, 17 апреля и послан в одно и то же время инквизиторам Арагона. Эта процедура нарушала так открыто законы уголовного права, что тотчас же дала повод к бесконечному количеству жалоб. Король счел себя даже вынужденным написать об этом папе. Ответ папы гласил, что булла была послана на основании мнений нескольких кардиналов, которые из страха чумы принуждены были уехать из Рима; что дело будет передано им для пересмотра после их возвращения и что пока он разрешает приостановить исполнение бреве от 17 апреля, лишь бы инквизиторы сообразовались при исполнении своей должности с уголовным правом и апостолическими буллами, в согласии с епархиальным епископом.

VI. В это именно время королева Изабелла просила папу дать новому трибуналу устойчивую форму, способную удовлетворить всех. Она просила, чтобы судебные решения, вынесенные в Испании, были окончательными и не допускали апелляции в Рим; в то же время она жаловалась, что многие усиленно распространяют про нее слух, будто все сделанное ею для трибунала имело в виду лишь овладение имуществом осужденных.

VII. Когда Сикст IV получил письмо Изабеллы, он узнал, что буллы, посланные им в Сицилию по делам инквизиции, встретили там сопротивление со стороны вице-короля и высших должностных лиц королевства. Папа сумел ловко извлечь выгоду для обеспечения своей власти в Сицилии из просьбы Изабеллы, с которой она только что обратилась. 23 февраля 1483 года он ответил королеве. Он похвалил ее рвение к инквизиции и утишил угрызения ее совести по вопросу о конфискациях. Он уверял ее, что исполнил бы все, о чем она его просила, если бы кардинал и мудрые люди, управляющие делами, не находили для этого непреодолимых препятствий. Папа умолял королеву продолжать поддерживать инквизицию в своих владениях и в особенности сделать нужные распоряжения для принятия и исполнения апостолических булл в Сицилии.

VIII. Среди параграфов этого письма особенно замечателен тот, где папа заявляет, что он сильно желает видеть учреждение инквизиции в Кастильском королевстве. Такое желание папы не вызывает удивления, когда изучаешь в истории церкви обычную систему римской курии. Но важно знать, что Сикст IV делает в этом признание, потому что оно подтверждает сказанное нами о старании апостолического легата Никколо Франко покровительствовать, как он делал это пять лет тому назад, учреждению этого трибунала в Кастилии.