Ола - Андрей Валентинов

IX. Папа, верный обещанию, данному им Изабелле, передал предложение этой государыни на рассмотрение многих важных особ Испании, которые были тогда в Риме, и особенно кардинала Родриго де Борхи (который был потом папой под именем Александра VI Борджиа); [326] кардинала церкви Св. Пракседы [327] дома Хуана де Мельи (брата еретика Альфонсо де Мельи, о котором мы говорили и который был сожжен в изображении после того, как убежал в Гранаду к маврам); кардинала дома Ауксиаса Деспуига из Майорки, архиепископа Монреаля в Сицилии; кардинала дома Рафаэле Галеото-и-Риарио, племянника папы и епископа Осмы, в Испании; епископа Хероны дома Хуана де Молеса Маргарита (который потом был кардиналом) и Гонсало де Вильядиего, испанского капеллана [328] папы, а позднее епископа Овиедо.

X. Все эти советники одобрили создание должности апостолического апелляционного судьи для Испании, которому будет поручено выносить решения на все апелляции против судебных приговоров, сделанных инквизицией. Одновременно они постановили не допускать в среду судей и к делам святого трибунала ни одного епископа, ни наместника или генерального викария, происходящих от евреев, все равно по мужской или по женской линии, и, наконец, при помощи разных форменных бреве установить другие пункты, относящиеся к тому же делу.

XI. Первое из этих бреве было адресовано Фердинанду и Изабелле. Папа говорил, что вопрос этот был зрело обсужден им самим и его советниками, что он решил назначить дома Иньиго Манрике, архиепископа Севильи, единственным апелляционным судьей по делам веры, и он дал повеления, позволяющие ему надеяться, что поведение инквизиции не даст более повода ни к какой жалобе. Он убедительно просил обоих государей продолжать с рвением начатое ими дело, напоминая им, что Иисус Христос укрепил свое царство на земле разрушением идолопоклонства, и уверял их, что победа, одержанная ими над маврами, являлась наградою за их любовь к чистоте веры и что в настоящих условиях им предстоят не менее славные успехи. Папа прибавлял, что дурное поведение Кристовала Гальвеса, инквизитора Валенсии, известно всем, что его бесстыдство и его нечестие заслуживают примерного наказания; однако он удовольствовался лишением его должности, поручая Фердинанду и Изабелле назначить ему преемника, которому он с момента его назначения дарует юрисдикцию и необходимые полномочия.

XII. Что касается инквизитора Гальвеса, то Сурита рассказывает в своей Летописи Арагона, что Фердинанд написал уже папе 20 мая того же года через своего посла в Риме дона Гонсало Бетета на него жалобу и просьбу о лишении его должности. Таким образом оба государя были осведомлены в то же время о намерениях папы по отношению к инквизитору. Что думать о таком человеке, как Гальвес, когда видишь, что его называют нечестивым те самые лица, которые одобряют жестокость порученной ему обязанности?

XIII. Второе папское бреве датировано 25 мая. Оно было адресовано архиепископу Севильи Манрике, которого Его Святейшество назначил апелляционным судьей по делам испанской инквизиции. Это бреве предлагало ему просить Фердинанда и Изабеллу одобрить отставку Гальвеса. Это доказывает старание Сикста IV щадить расположение обоих государей. В этой политике папы нет ничего такого, что могло бы нас поразить. Ввиду того, что он был заинтересован в удаче дела инквизиции в Испании и Сицилии и предвидел не без основания, что оно явится для него обильным источником богатств, он и применял крайнюю осторожность по отношению к королю и королеве, чтобы сохранить свой авторитет.

XIV. Третьим бреве, адресованным дому Альфонсо де Фонсеке, архиепископу Сант-Яго, папа указывал этому прелату, что в интересах успешной деятельности инквизиции и во избежание всякого рода жалоб следовало бы всякому епископу, происходящему от предков евреев, воздерживаться от обязанностей судьи в процессах, касающихся веры, которые будут предприняты в его епархии, и назначать епархиальным инквизитором своего главного официального наместника и генерального викария, если они сами не подлежат вышеуказанному отводу. В противном случае его выбор должен пасть на другое духовное лицо, против которого не существует никакого повода для подобного отвода. Затем папа поручал архиепископу сообщить это решение всем епископам церковной провинции Кампостело, чтобы они с этим сообразовались в своих епархиях. Если же кто-нибудь воспротивится этой мере, папа уполномочивает его самого назначить епархиального инквизитора, которому он своим бреве давал необходимые полномочия, чтобы епископ не мог воспользоваться своею властью назначить другое лицо.

XV. Папа направил кардиналу архиепископу Толедо дому Педро Гонсалесу де Мендосе четвертое бреве, предписывающее ему держаться того же поведения, как с епископами, и относительно высших духовных лиц Толедо и Сарагосы. Можно думать, что подобные же бреве были разосланы архиепископам Севильи и Таррагоны, хотя история и не говорит ничего определенного об этом. Быть может, покажется странным, что это поручение в части, касающейся епархии Сарагосы, было дано кардиналу Мендосе; но надо знать, что архиепископством этого города обладал тогда под названием пожизненного администратора четырнадцатилетний мальчик дон Альфонсо Арагонский, внебрачный сын Фердинанда.

XVI. Назначение дома Иньиго Манрике, архиепископа Севильи, на должность апелляционного судьи казалось полезным, потому что оно препятствовало жителям и деньгам Испании утекать из королевства. Поэтому римская курия вскоре собралась сделать его недействительным. Она продолжала принимать апелляции, с которыми к ней обращалось множество испанцев, как будто булла, поставившая Манрике на должность, была уже объявлена потерявшей силу.

XVII. 2 августа этого года папа отправил другое послание, по собственному побуждению для постоянного напоминания (motu proprio ad perpetuam rei memoriam), которое доказывает одновременно несправедливость, с какой велись дела инквизиции, а также и то, как мало можно было доверять заявлениям римской курии. Ибо мы видим, что в течение двух месяцев, прошедших между обнародованием этих двух документов, в апостолическом секретариате были приняты все испрашиваемые апелляции, как будто буллы от 25 мая, запрещавшей их, не существовало. Его Святейшество говорил в этом новом послании, что он принял многих севильских испанцев, которые доложили ему, что не могут предстать перед апелляционным судьей, который не преминул бы поступить с ними еще суровее, чем сам закон, и что они не осмеливаются вернуться в Севилью из опасения, что их арестуют и посадят в тюрьму. Папа писал далее, что некоторые из них получили отпущение в апостолическом пенитенциарном суде, а другие были готовы его получить; что он осведомлен, что милости, дарованные недавно святым престолом, были сочтены в Севилье недействительными и что там продолжают процессы некоторых из этих испанцев, тогда как другие уже сожжены фигурально и были бы сожжены живьем, если бы вернулись в Испанию. Принимая все происшедшее во внимание, он поручил аудиторам апостолического дворца обсудить апелляции обвиняемых, невзирая на право, предоставленное архиепископу Севильи, и сверх того приказал, чтобы данные пенитенциарным судом отпущения имели силу наравне с выданными им мандатами. Папа объявлял, что начатые против этих лиц процессы должны считаться законченными, и повелевал архиепископу Севильи и другим прелатам Испании и тем испанским прелатам, которые жили в Риме, допустить к частному примирению с Церковью (наложив тайную епитимью) всех, кто его будет испрашивать, хотя бы они были обесчещены, преданы суду, уличены и присуждены окончательно к сожжению. Они должны были также оправдать виновных, которые явятся с мандатами на этот предмет, смотреть как на оправданных на всех, уже получивших отпущение от апостолического пенитенциарного суда, и охранять их от всех властей, которые стали бы их преследовать. Папа говорил Фердинанду и Изабелле, что сострадание к виновным более приятно Богу, чем строгость, которую хотели к ним применить, как это доказывает пример доброго пастыря в Евангелии, который бежит искать заблудшую овцу. Вследствие этого он обязывает их обращаться благосклонно с теми из их подданных, которые сделали бы добровольные признания, позволяя им оставаться в Севилье или в других местах их владений и пользоваться там всем своим имуществом, как если бы они никогда не впадали в ересь.