Избранные произведения - Лайош Мештерхази

Штюмер равнодушным взглядом оглядел присутствующих.

— Считает ли нужным уважаемый национальный комитет обсудить этот вопрос? — спросил он.

Андришко попросил слова. Улыбаясь, Альбин Штюмер наклонился к нему и тихо сказал:

— Я бы посоветовал тебе, Марци, выступить в конце, поскольку, как видно, есть еще желающие высказаться.

И верно, рука Фери Капринаи уже маячила в воздухе. Фери начал громко и решительно:

— Уважаемый национальный комитет! Мне хотелось бы, чтобы этим делом действительно занялись, и занялись в срочном порядке, именно теперь, здесь. Злоупотребление служебным положением — это очень серьезное обвинение, и в отношении господина бургомистра оно выдвигается не впервые. Печально, конечно, что этот вопрос до сего времени обсуждался не на таком демократическом форуме, а в приватных беседах да шепотком. Я могу сообщить, что один из членов руководства нашей партии, могу даже назвать его фамилию, — инспектор по садоводству Дюла Шароши, — еще прошлой осенью заявил, что по распоряжению бургомистра из городской оранжереи и парников известной вам большой селекционной станции, принадлежащей городу, были вывезены все стекла. Уважаемому национальному комитету понятно огромное народнохозяйственное значение оранжереи… И это было сделано на пороге зимы!

Поднялся шум, кто-то из депутатов-коммунистов крикнул:

— Стекла нужны были городской больнице! А это на пороге зимы важнее оранжереи!..

Стуча левой рукой по столу, Альбин Штюмер поднял правую, призывая к порядку. Когда ему удалось добиться тишины, он сказал:

– 'Я очень прошу уважаемый национальный комитет отнестись к делу со всей серьезностью, соблюдая при этом должный порядок. Злоупотребление служебным положением — весьма серьезное, а для государственного служащего, пожалуй, самое тяжелое обвинение…

Тут его неожиданно прервал короткой репликой доктор Маркович, сидевший в группе социал-демократов:

— До пяти лет тюремного заключения!.. Статья четыреста семьдесят шестая Уголовного кодекса!

На какое-то мгновение внимание присутствующих обратилось к Марковичу. В наступившей мертвой тишине Штюмер спокойно и уверенно продолжал:

— …Сегодня, когда наше демократическое правительство ведет энергичную борьбу за проведение в жизнь своих постановлений и распоряжений, стремясь в зародыше ликвидировать перегибы и злоупотребления властью, к сожалению еще имеющиеся на местах, такие обвинения в нашем комитете позволительно выдвигать только после самого серьезного рассмотрения. Поэтому я настоятельно прошу уважаемых коллег внимательно и с максимальной ответственностью подойти к разбору этого дела. Ведь речь идет о бургомистре Мартоне Андришко, о первом гражданине нашего города, и не только о первом гражданине, но и о человеке, который завоевал всеобщую любовь и уважение, о нашем испытанном друге. Я прошу, чтобы в своих выступлениях вы учитывали это.

— Пардон, — сказал Капринаи, — я еще не закончил. Как-то к нам обратился с жалобой даже не член нашей партии… Этот случай произошел еще летом. Жалобщица — некая Палне Сарка, вдова совладельца лесного склада «Сарка и Сомораи». Поскольку владелец склада, боясь военных действий, как известно, уехал на Запад, склад был опечатан соответствующими органами власти. В начале лета по распоряжению бургомистра склад вскрыли и находившиеся там в довольно большом количестве строительный лес и доски были вывезены к столяру Шандору Хиршу. Я не знаю точно, для какой цели…

Снова поднялся шум, послышались выкрики с мест. Теперь было уже совершенно ясно, что комитет раскололся на несколько лагерей. Буржуазные демократы и представители партии мелких сельских хозяев с нескрываемым злорадством слушали выступавших. Коммунисты сначала открыто возмущались обвинениями в адрес Андришки, но потом стали тихо переговариваться между собою. Представители национально-крестьянской партии и социал-демократы после реплики Марковича сидели неподвижно, с непроницаемыми лицами; нельзя было определить, какую они занимают позицию или какую заняли бы, если бы их не связывали условия договора о левом блоке. Альбин Штюмер снова постучал по столу, требуя тишины. При этом он откинул назад голову и закрыл глаза. Голос его звучал мягко и увещевающе:

— Мне хотелось бы, уважаемые члены национального комитета, чтобы это дело обсуждалось нами в совершенно спокойной, свободной от страстей атмосфере. И было бы желательно, чтобы вы отказались от узко партийных позиций. Вопрос поставлен на обсуждение. Будем рассматривать наш комитет как единый, сплоченный, дружный орган, каждый член которого, ничего не скрывая, может высказать все, что у него на душе. Личность бургомистра — это внепартийное дело. Я ведь тоже никогда не отрекался от своей партии, но, исполняя функции председателя, всегда стремился быть беспартийным членом этого важного форума, человеком, ставящим интересы национального комитета превыше партийных. Поэтому прошу вас высказываться именно в таком духе — Пожалуйста!

Слова попросил адвокат Маркович. С чувством тревожного любопытства и плохо скрываемого удивления слушал Альбин Штюмер его выступление.

— Я считаю, что господин председатель прав, и тот факт, что об этом деле мы будем говорить в дружеском кругу, не с узкопартийных позиций, позволяет и мне сказать несколько слов. К сожалению, я должен признать, что реальность инкриминированных здесь товарищу Андришке обвинений в злоупотреблении своим служебным положением не вызвала у меня сомнений. — Как бы прося извинить его, Маркович посмотрел в сторону коммунистов. — Ведь мы же здесь все свои люди, не так ли? Еще в прошлом году, когда он отдал хорошо известное вам распоряжение относительно черепицы, я предупреждал его… Правда, официально изданного распоряжения на этот счет, по существу, не было, однако оно прозвучало из уст бургомистра на совещании уполномоченных по домам. Я сказал ему тогда, что у меня у самого есть пара домишек, один из которых — развалина. И, конечно, черепицу с его крыши немедленно растащили. Да черт с ней, с черепицей! Пусть пропадает! Я всю свою жизнь трудился на благо общества. Будем считать, что я ее сам отдал. Но есть ведь и такие, кто вовсе так не думает, и с их мнением тоже нужно считаться. Более того, надо прямо сказать, — распалялся Маркович, — что они правы. Да-с! Как с формальной точки зрения, так и по существу! Куда бы мы докатились, если бы сейчас, сразу…

Замешательство и возмущение овладели одними; чувство веселого возбуждения и ожидания было написано на лицах сторонников другого лагеря. Это еще больше подогрело Марковича.

— Если факты злоупотребления служебным положением вызывают прямые обвинения, то это действительно серьезное дело. В свое время существовала практика, при которой на период следствия такого служащего отстраняли от должности. Я не знаю, были ли выдвинуты официально подобные обвинения в адрес нашего бургомистра или нет. Думаю, что нет. Тем лучше, ибо мы сможем, прежде чем это дело получит огласку, обсудить его здесь, в дружеской среде и, вероятно, тем самым спасти от позора и город, и товарища Андришку, и партию, братскую нам партию, из рядов которой…

В