Свет грядущих дней - Джуди Баталион

липла к телу.

Группа вошла в лес; люди качались и падали, как младенцы, которые учатся ходить. Всех восхищал маленький Маниш из кибуца «Атида»: черноволосый, с бледной кожей и острыми ушами[827], он был сама выносливость, шел первым в цепи и подшучивал над слабыми туристскими навыками спутников.

Вдруг вдали показались черные пятна на белом снегу: пограничный патруль.

Все легли и зарылись в снег, пока патрульные не прошли дальше.

Реня, насквозь промокшая, без верхней одежды, еще не оправилась после тюрьмы и была очень слаба. На такой высоте она дышала с трудом. Мне не дойти.

Помогали контрабандисты, они вели ее за руки, как ребенка. Она вспомнила свой побег из Мысловице; если уж она смогла живой вырваться оттуда, то и здесь справится. Давай, вперед!

Медленно, осторожно, в обход группа миновала здание пограничного контроля и приблизилась к вершине. Несмотря на крайнюю усталость, нельзя было сбавлять темп. Они спотыкались и проваливались в снег, но это был последний отрезок пути, и у них чудом открылось второе дыхание. Бежать.

После шести часов мучительной ходьбы они оказались наконец в Словакии.

Это был их самый невероятный переход.

Реня покинула Польшу.

Отныне и навсегда.

Глава 29

«Zog nit keyn mol az du geyst dem letstn veg»

Что идешь в последний путь – не говори! Пусть на небе нет ни проблеска зари, Верь: придет еще наш выстраданный час, Содрогнутся палачи, услышав нас[828].

Из «Партизанской песни» Хирша Глика, написанной на идише в Виленском гетто[829]

Реня

Декабрь 1943 года

Словакия, государство, образованное на заре Второй мировой войны, не было раем для евреев. Государство, чей правитель был откровенным антисемитом, присоединилось к странам Оси и стало гитлеровским сателлитом. Большинство словацких евреев депортировали в польские лагеря смерти в 1942 году. После этого в депортациях наступила пауза, длившаяся до августа 1944 года. В течение этих двух лет евреи жили в относительной безопасности либо под прикрытием фальшивых документов, либо выдавая себя за христиан, либо благодаря политическому давлению или подкупу.

Отчасти этим периодом спокойствия словацкие евреи были обязаны и руководительнице Сопротивления Гизи Флейшманн[830]. Родившаяся в ортодоксальной буржуазной еврейской семье, она, как большинство словацких евреев, не говорила по-словацки и не вписалась в новое национальное самосознание. Гизи рано присоединилась к сионистскому движению. В столичной Братиславе, прежде чем начать играть ведущие роли в нескольких общественных движениях, она была председателем Международной женской сионистской организации (WIZO). (В гораздо более крупной Польше, даже в организациях левого толка, женщины руководящих позиций не занимали. Гизи в этом смысле была уникальна.) К 1938 году она руководила агентством, занимавшимся помощью еврейским беженцам из Германии, затем возглавила словацкое отделение «Джойнта». Международная финансовая помощь поступала со швейцарского счета к ней.

Когда разразилась война, Гизи, которой было тогда тридцать с небольшим, находилась в Лондоне, пыталась организовать широкомасштабную эмиграцию евреев в Палестину. Усилия ее не увенчались успехом, и, хотя коллеги советовали ей остаться в Англии, она вернулась домой, сознавая свой долг перед больной матерью, мужем и общиной. Двух дочерей-подростков она ради безопасности отправила в Палестину.

Во время войны Гизи стала лидером еврейской общины и добилась включения в руководство юденрата (редко кому из женщин это удавалось), чтобы помогать соплеменникам; она поддерживала связи с многочисленными международными организациями, открывая им правду о происходившем. Словакия взяла на себя обязательство посылать своих граждан в немецкие трудовые лагеря, однако правительство заключило сделку с нацистами, согласно которой депортировались только евреи. Словакия стала единственной европейской страной, которая обратилась к Германии с официальной просьбой забрать ее граждан еврейской национальности.

Поначалу нацисты хотели вывезти только двадцать тысяч евреев, чтобы те помогали строить Освенцим, но Словакия попросила взять больше. Более того, словацкое правительство платило по 500 марок за каждого увозившегося сверх квоты[831] еврея – таков был еще один способ, каким фашисты наживались на своем «окончательном решении». Надеясь, что деньги остудят пыл нацистов, Гизи развила активную деятельность: вела переговоры с немцами и словацким правительством, собирала средства, давала взятки нацистам, чтобы те уменьшали количество депортируемых евреев. Она организовала трудовые лагеря в пределах Словакии, чтобы спасать евреев от отправки в Польшу. После того как некоторые из ее «вливаний», казалось, сработали – хотя, вероятно, уменьшение количества депортируемых случилось по иным, политическим причинам, – она инициировала и стала продвигать план «Европа», который представлял собой попытку подкупить немцев, чтобы сдержать выселения и убийства евреев по всей Европе.

Неизменно активная, Гизи посылала медикаменты и деньги польским евреям через своих платных эмиссаров. Также она успешно собирала международные средства на то, чтобы тайно перебрасывать в страну евреев (их называли «туристами») из Польши по «подземной железной дороге» – именно так попала в Словакию Реня.

* * *

Перевалив за границу этой новой страны, Реня и ее товарищи-«туристы» спустились с горы в долину. Вдали виднелся костер. Торговцы на привале. Товарищи остановились на условленном месте, где их встречали местные проводники, и тоже разожгли костер.

Теперь только они ощутили холод по-настоящему.

Ноги промокли, им грозило обморожение. Все высушили обувь и носки над огнем. Потом послышались тяжелые шаги по снегу. Но то были лишь словацкие контрабандисты, принесшие спиртное, чтобы все могли согреться. После часового отдыха их прежние проводники, тепло попрощавшись, отправились обратно в Бельско за новыми группами. Проводникам тоже немало платили за каждого человека, писала Реня. Горцы были бедны и этим зарабатывали на жизнь.

Товарищи с трудом втиснули ноги в скукожившиеся туфли, но надо было идти дальше, и они пошли, теперь в сопровождении словацких проводников, пытаясь завязать с ними разговор.

Пройдя через горы, холмы, долины и леса, они приблизились к сонной деревне, встреченные собачьим лаем. Их завели в конюшню с лошадьми, коровами, свиньями и курами, освещавшуюся единственной масляной лампой; вонь от навоза стояла в ней невыносимая, но в дом они зайти не могли, чтобы не увидели соседи.

Несмотря на холод снаружи, внутри было жарко. Сморенные усталостью, все рухнули на тюки сена. У Рени ноги ослабели настолько, что она не могла их даже вытянуть, и, свернувшись калачиком, провалилась в глубокий сон.

* * *

В полдень хозяйка в традиционном горском одеянии – цветном платье, платке и войлочных чувяках, подвязанных до колен переплетенными белыми тесемками, – разбудила товарищей, принеся им обед. Было воскресенье, поэтому она велела им не показываться из конюшни, поскольку все жители деревни отправляются в церковь. Требовалось соблюдать осторожность. В те времена все шпионили за соседями и всех подозревали. Для «гостей» в этом, разумеется, не было ничего нового.

Поев, Реня поспала еще немного[832], лежа на сене рядом со своими спутниками, прижимавшимися друг к другу, как сардины в банке. Сквозь маленькое окошко внутрь проникали солнечные