Свет грядущих дней - Джуди Баталион

Они желали немедленно узнать все.

Реня была слишком слаба, ей пришлось лечь, но Сара сама рассказала им о побеге во всех подробностях. У Рени кружилась голова и колотилось сердце: она здесь, среди друзей, со своей сестрой, в безопасности – пусть и временно.

Пока товарищи слушали Сару, Реня рассматривала всех находившихся в бункере. Она все еще горела в лихорадке, ей казалось, будто она по-прежнему в тюрьме, будто за ней продолжают гнаться. Избавится ли она когда-нибудь от этого ощущения?

Спустя несколько часов появилась Галина и попотчевала их своей историей: «Направившись в противоположную от вас сторону, я вывернула жакет наизнанку и сняла с головы платок. Впереди увидела какого-то железнодорожного рабочего, спросила его, не возражает ли он против того, чтобы пройтись со мной. Взглянув на меня, он ответил: “С радостью”. Я взяла его под руку, мы шли и беззаботно болтали о том о сем. Скорее всего, он принял меня за проститутку. За десять минут нам дважды повстречались охранники, мчавшиеся по направлению к тюрьме, как оголтелые. Нас спросили, не видели ли мы трех сбежавших женщин, и описали нашу одежду. Я испытала огромную радость, глядя на их панику, но продолжала болтать со своим спутником как ни в чем не бывало. Он проводил меня до трамвая, и мы договорились встретиться на следующий день!»

Наутро Галина, в прекрасном расположении духа, уехала в Варшаву. Через неделю они получили от нее письмо. Поездка прошла без происшествий. Она перешла границу пешком и была счастлива, что приняла участие в освобождении Рени. Трогательное письмо пришло от матери Марека Фольмана, а еще от Цивьи, Антека и Ривки Москович, которая выздоровела и снова работала связной, перевозя оружие и помогая тем, кто скрывался, – все трое были несказанно рады, что Реня на свободе.

Судьба Марека, однако, не оказалась такой же счастливой[819]. Уезжая из Бендзина в Варшаву, он был так снедаем чувством вины за происшествие с Сохой, что утратил бдительность, нацисты засекли его, когда он делал пересадку в Ченстохове, и застрелили на месте.

День проходил за днем[820], Реня сидела в бункере у четы Кобилец, который построил Меир Шульман. До войны Меир дружил с их старшим сыном Митеком. Митек работал в краковском гестапо и поддерживал связь с еврейским гетто. Когда один из его друзей, напившись, выдал его секрет, Митек вскочил на свой мотоцикл и скрылся. Меир узнал, что Митек платил за то, чтобы организовать пристанище для евреев у друзей в городе Бельско, и у него возникла идея попросить Митека, чтобы его родители позволили ему соорудить бункер под их домом. Сначала пан Кобилец отказался, но сын уговорил его, особое впечатление на пана Кобилеца произвел аргумент сына, что он и сам сможет спрятаться там от гестапо в случае необходимости.

Пока бункер не был построен, несколько евреев прятались у них на маленьком чердаке. Меир работал по ночам, чтобы соседи ничего не заметили. В воспоминаниях Рени говорится, что Кобилецу заплатили целое состояние за то, чтобы они с женой прятали евреев. «Он говорил, что делает это из жалости, но на самом деле делал это ради прибыли». В других воспоминаниях утверждается[821], что, хотя Кобилецы и брали деньги, ими руководили антифашистские убеждения и сострадание. Вопрос о том, следует ли считать «праведниками» поляков, помогавшим евреям за деньги, остается острым до сих пор[822].

Реня была в безопасности и относительно свободна, но жизнь в бункере у Кобилецов не могла продолжаться бесконечно. Укрытие было предназначено для двух-трех человек, но прибывало все больше беженцев из гетто. Люди спали вповалку на нескольких кроватях. Еду для них покупали по поддельным продуктовым карточкам, которые раз в несколько дней приносила одна из девушек, ходившая для этого, с риском для жизни, в деревню Яблонка. Завтрак готовила пани Кобилец. Поначалу товарищи расплачивались за все это деньгами, которые удалось вынести из гетто, потом Галина стала привозить дополнительные средства от Цивьи.

Кроме неудобства от скученности, насельники бункера испытывали постоянный страх, что соседи догадаются о них. Боялись этого и Кобилецы, которым в этом случае тоже грозила казнь.

Спустя несколько дней после прибытия Реня в полночь вскарабкалась по приставной лестнице наверх, и ее перевели в другое укрытие, находившееся в доме дочери Кобилецов, Банасиковой. Переселение подняло дух Рени. Теперь она находилась вместе с товарищами из «Дрора»[823]: медработницей Хавкой и Ализой, которая заботилась в организации о сиротах. Дверь в дом была постоянно заперта, поэтому соседи ничего не знали. Если кто-то стучался, они мгновенно прятались в шкаф. Банасикова полностью обслуживала их. Ее муж был в армии, его довольствие едва дотягивало до прожиточного минимума, так что она была благодарна за деньги и товары, которые получала за то, что прятала людей.

Оставалось еще несколько сот евреев, разбросанных по бендзинскому ликвидационному лагерю и местным гетто, но с каждым следующим транспортом их количество уменьшалось. Сара, Хавка, Кася, Дорка – все девушки, имевшие несемитскую внешность, продолжали пробираться на эти территории и пытаться спасать как можно больше людей, даже при том что находить новые места для их укрытия казалось уже невозможным. Реня все еще была слишком слаба, чтобы выходить из дома.

Все знали, что единственный путь из их удушающей жизни лежит через Словакию, где пока евреи имели относительную свободу. Но для того чтобы переправлять туда товарищей, были нужны связи. После многих бесплодных попыток установить их они наконец получили адрес из Гааги. Но как туда добраться? После жестокого предательства Сохи приходилось проявлять особую осторожность. Молодежная сионистская группа никогда не раскрыла бы имен своих проводников, писала Реня. Митек пытался найти людей, способных сопроводить товарищей, но, как всегда, это была нелегкая задача. Кобилецы все больше и больше боялись за свою жизнь и, несмотря на плату, побуждали скрывавшихся уходить из их дома. Бомба с часовым механизмом не переставала тикать.

Реня и вся группа находились в постоянном контакте с Варшавой. Цивья и Антек тоже энергично рекомендовали им перебираться в Словакию, хотя Рене предлагали и другой вариант: забрать ее в Варшаву, где, вероятно, было безопаснее. Но Реня не хотела расставаться с товарищами. «Их судьба – моя судьба».

Наконец Митек нашел надежных проводников. Было решено послать первую группу; если она доберется до места благополучно, остальные последуют за ней.

Первая группа отправилась в начале декабря. Они оделись как поляки, у всех были фальшивые проездные документы и рабочие удостоверения. Проводник провез их из Катовице до Бельско, потом до пограничной Елесни. Остальные продолжали сидеть в бункере, не переставая