Кукловоды. Дверь в Лето - Роберт Хайнлайн

И это только один пример. Некоторые новости начинались вполне бойко, но затем превращались в полнейшую галиматью.

Я начал пробегать по диагонали последние страницы с демографической статистикой, как вдруг на глаза мне попались совершенно новые рубрики. Здесь были и знакомые по прежним временам объявления о рождениях, смертях, свадьбах и разводах, но теперь к ним добавились «исходы» и «возвращения», расписанные по храмам. Я заглянул в список «Соутелльского объед. хр.» и нашел в нем свое имя. У меня появилось приятное чувство сопричастности.

Но интереснее всего – захватывающе интересными – были объявления. Одно из них почему-то врезалось мне в память: «Все еще молодая, привлекательной наружности вдова, одержимая страстью к путешествиям, желает познакомиться со зрелым мужчиной, обладающим такими же склонностями. Намерения: двухгодичный брачный контракт». Но доконали меня рекламные объявления.

«Горничная», ее сестры, братья и тетки заполонили всю полосу. И у них был все тот же товарный знак – ядреная девка с метлой, – который я придумал когда-то для нашего фирменного бланка. Я даже слегка пожалел, что с такой поспешностью избавился от своих акций «Горничная, инкорпорейтед», похоже, что теперь они стоили гораздо больше, чем все мои остальные ценные бумаги, вместе взятые. Нет, неверно. Не избавься я от них вовремя, парочка ворюг свистнула бы их у меня и стерла бы передаточную надпись. Как бы то ни было, акции получила Рикки, и если она с их помощью разбогатела – слава богу. Более достойного человека и представить трудно.

Я сделал в блокноте отметку: выяснить не откладывая, что стало с Рикки. В этом мире она была единственной, кто оставался у меня от прошлой жизни. И это многое для меня значило. Милая маленькая Рикки! Будь она лет на десять старше, я бы и не взглянул на Белл… и не обжегся бы.

Прикинем, сколько ей сейчас лет? Сорок, нет, сорок один. Трудно представить, что Рикки теперь сорок один год. Впрочем, это было не так уж много для женщины и в мое время, а тем более – сейчас. Иной раз и вблизи не отличишь сорокалетнюю от восемнадцатилетней.

Если она разбогатела, я позволю ей угостить меня, и мы выпьем за упокой удивительной души нашего дорогого Пита. А если что-то не получилось и, несмотря на подаренные мной акции, она бедна, тогда, черт возьми, я женюсь на ней! Да, женюсь. И не важно, что теперь она лет на десять старше меня. Поскольку я обладаю удивительной способностью совершать глупости, мне просто необходим был кто-нибудь постарше, чтобы присматривать за мной и вовремя останавливать, – вряд ли кто сможет с этим справиться лучше, чем Рикки. Ей еще не исполнилось и десяти лет, а она уже по-детски серьезно, но весьма умело заботилась о Майлзе и вела хозяйство; должно быть, и в сорок она все такая же, только добрее и мягче.

Впервые после пробуждения я почувствовал себя уверенно: я теперь не был одинок в незнакомом мире. Рикки была ответом на все вопросы и решением всех проблем.

И тут внутренний голос сказал мне: «Послушай, болван! Ты не можешь жениться на Рикки. Еще тогда было ясно, что она будет симпатичной девушкой; теперь она уж наверняка лет двадцать замужем. У нее, верно, четверо детей… и старший сын выше тебя ростом… и, конечно, муж, который не будет в восторге от старого доброго дяди Дэнни».

Я слушал, что мне говорил внутренний голос, и у меня потихоньку отвисала челюсть. Потом я попытался слабо возразить: «Ладно, ладно, поезд опять ушел. Но я все равно разыщу ее. Не убьют же меня за это. В конце концов, кроме меня, она была единственной, кто действительно понимал Пита».

Я перевернул еще одну газетную страницу. От мысли, что я потерял обоих – и Рикки, и Пита, – мне стало не по себе. Спустя некоторое время я задремал прямо над газетой и проснулся только тогда, когда «Трудяга» (или его двойник) принес обед.

Во сне Рикки держала меня на коленях и приговаривала:

– Все в порядке, Дэнни. Я нашла Пита, и мы теперь будем все вместе. Правда, Пит?

– Я-а-а-сн-о-о!

Корректирующий словарь я освоил быстро; значительно больше времени я потратил на чтение исторических обзоров. За тридцать лет может произойти много чего, но зачем я буду тут это перечислять, если вы все и так знаете лучше меня? Меня нисколько не удивило, что Великая Азиатская Республика вытесняет нас с южноамериканских рынков – это началось еще в мое время, с заключения договора по Формозе.[45] Еще меньше меня удивило, что Индия, наподобие Балкан, превратилась во множество мелких государств. Мое внимание привлек абзац, где говорилось о намерении Англии стать одной из провинций Канады; кто тут хвост, а кто собака – не разберешь. Я опустил описание биржевой паники 1987 года: золото – замечательный технический материал для некоторых задач, и я не мог расценивать как трагедию то, что оно упало в цене и больше не служит основой денежной системы, независимо от того, сколько народа разорилось до нитки при этом переходе.

Я отложил обзор и начал размышлять, где можно применять дешевое золото, обладающее высокой плотностью, хорошей электропроводностью, чрезвычайной ковкостью… но остановился, поняв, что сначала мне нужно будет почитать техническую литературу. Черт, для одних только ядерных физиков это будет неоценимый дар! Да и для автоматики, особенно там, где требуется миниатюризация деталей, золото подходит лучше, чем любой другой металл. В сущности, я уверен, что «голова» у «Трудяги» набита золотом. Мне придется заняться выяснением того, что успели напридумывать в своих «клетушках» мои коллеги, пока меня тут не было.

В Соутелльском храме не было технической литературы, и я объявил доктору Альбрехту, что готов выписываться. Он пожал плечами, назвал меня идиотом и… согласился. Я решил переночевать здесь в последний раз: я обнаружил, что лежание на спине и чтение книг с потолочного экрана изрядно меня утомило.

На следующее утро сразу после завтрака мне принесли современную одежду, и мне пришлось попросить помощи, чтобы надеть ее. Сама по себе она не была столь уж необычна (хотя я никогда прежде не носил фиолетовых брюк клеш), но вот с застежками я не мог совладать без тренировки. Думаю, мой дедушка так же мучился бы с молниями, пока не привык. Это оказался стиктайтский шов-застежка. Я уже подумал о том, что мне придется нанять прислугу для совершения туалета, но тут меня осенило: нужно было просто сжать края – и, разноименно заряженные, они приклеивались друг к другу. Когда я попытался ослабить поясную ленту, то чуть не потерял штаны; правда, никто надо мной не смеялся.

– Чем собираетесь заняться? – поинтересовался доктор Альбрехт.

– Я-то? Собираюсь раздобыть карту города. Потом найду, где переночевать. Потом примусь за чтение книг по специальности… думаю, за год справлюсь. Я ведь инженер с устаревшими знаниями, доктор. И меня такое положение дел совсем не устраивает.

– Гм, гм… Ну, удачи. Если смогу помочь – звоните, не стесняйтесь.

Я протянул ему руку:

– Спасибо, доктор. Вы молодчина. Вот. Может, мне не следовало бы говорить, пока я не побывал в своей страховой компании и не справился о моем финансовом положении, но моя благодарность не останется только на словах. Я отблагодарю вас за все, что вы для меня делаете, более весомо. Понимаете?