Кукловоды. Дверь в Лето - Роберт Хайнлайн

Получив отказы в шести местах в городе, я поехал по объявлению в Сан-Бернардино… и опоздал на десять минут. Тут я свалял дурака: вместо того чтобы сразу снять комнату, я потащился опять в центр города, надеясь найти там жилье, чтобы встать пораньше и первым успеть по утренним объявлениям.

Откуда мне было знать, что так получится? Меня записали на «лист ожидания» в четырех гостиницах, а в результате я оказался в парке, под открытым небом. Почти до полуночи я прогуливался по дорожкам, чтобы хоть немного согреться (зимы в Большом Лос-Анджелесе субтропические, если только сильно подчеркиваешь приставку «суб»), а потом плюнул и пошел в город. Я нашел убежище в помещении станции Уилширской движущейся дороги, и часа в два ночи меня замели вместе с остальными бродягами.

Тюрьмы, надо сказать, изменились к лучшему. В камере было тепло, и похоже, даже тараканов тут заставили вытирать ноги.

Мне предъявили обвинение в шатательстве. Судья оказался молодым симпатичным парнем; он даже глаз не поднял от газеты, когда спросил:

– Все обвиняются по первому разу?

– Да, ваша честь.

– Тридцать суток или условное освобождение с отбыванием срока в трудовых лагерях. Давайте следующих.

Нас начали выталкивать, но я уперся:

– Минутку, судья!

– А? Вы чем-то недовольны? Признаете себя виновным или нет?

– Гм… Я, право, не знаю, потому как не понимаю, что я такого совершил. Видите ли…

– Нужен общественный защитник? Если так, посидите взаперти, пока кто-нибудь не возьмется за ваше дело. Думаю, дней через шесть-семь кто-то из них да освободится, так что решать вам.

– Гм… не знаю. Может, мне как раз подходит условное освобождение с отбыванием срока в трудовых лагерях, хотя я и не представляю себе, что это такое. Но в чем я действительно нуждаюсь, так это в добром совете. И если высокий суд соблаговолит…

– Выведите остальных, – приказал судья приставу. Затем обернулся ко мне. – Выкладывайте. Но гарантирую, что мой совет вам не придется по вкусу. Я давно в должности и успел наслушаться столько лживых историй, что меня уже тошнит от них.

– Я понимаю вас, сэр. Но моя история – правдивая. Ее легко проверить. Видите ли, я только вчера вышел из Долгого Сна и…

Он посмотрел на меня с отвращением:

– Так вы один из тех? Я вот часто задаюсь вопросом: с чего это наши деды и бабки решили, что можно на нас вываливать свои отбросы? Город и так перенаселен, а тут еще нам на шею садятся те, кто в своем-то времени ужиться не смог. Эх, прогнать бы всех вас пинками в ваш какой-не-знаю год, чтобы вы объяснили там всем и каждому: будущее, о котором они так мечтают, вовсе не – повторяю: не – усыпано розами. – Он вздохнул. – Впрочем, уверен, толку от этого было бы мало. Ну а от меня-то вы чего ожидаете? Дать вам еще один шанс? Чтобы вы снова появились через неделю?

– Нет, судья, думаю, больше я тут не появлюсь. У меня достаточно денег, чтобы прожить, пока не найду работу и…

– А? Если у вас есть деньги, почему же вы занимаетесь шатательством?

– Судья, я даже не знаю, что обозначает слово «шатательство».

На этот раз он снизошел и выслушал мои объяснения. Когда я упомянул о том, как меня обчистила «Главная страховая компания», его отношение ко мне резко изменилось.

– Ох уж эти свиньи! Моя мать пострадала от них, а ведь она двадцать лет выплачивала взносы! Что ж вы мне сразу об этом не сказали? – Он достал карточку, что-то черкнул на ней и протянул мне. – Отдайте в контору по найму Управления по излишкам и сбору утиля. Если они не найдут для вас работы, зайдите ко мне часов в двенадцать. Только не занимайтесь больше шатательством. Занятие не только порочное и преступное, но и очень опасное – можно нарваться на «зомби»-вербовщика.

Вот так я получил работу – крушить вдребезги новенькие наземные автомобили. Я уверен, что поступил правильно, поставив на первое место задачу найти работу. Человеку с солидным счетом в банке везде хорошо – даже полиция его не тронет. Нашел я и вполне приличную (по моим средствам) комнату в западной части Лос-Анджелеса; тот район еще не подвергся изменениям в соответствии с Новым планом. Думаю, раньше это была не комната, а шкаф для одежды.

Не хочу, чтобы кто-то подумал, будто 2000 год нравился мне меньше, чем 1970-й. Меня вполне устраивало все и в 2000 году, и в следующем, 2001 году, который наступил через пару недель после моего пробуждения. Несмотря на приступы нестерпимой тоски по прошлому, я считал, что Большой Лос-Анджелес на заре третьего тысячелетия – самое замечательное место из всех, какие мне приходилось видеть. В нем бурлила жизнь, он сиял чистотой, и вас неудержимо влекло к нему, хотя он был забит толпами народа и разросся до немыслимо гигантских размеров. Перестроенные по Новому плану части города меня как инженера только радовали. Будь городские власти в силах приостановить лет на десять приток иммигрантов, жилищная проблема была бы решена. Но поскольку у них не было такой власти, им оставалось прикладывать максимум усилий, чтобы разместить в городе толпы, валом валившие со стороны Сьерры. Их успехи были невероятно потрясающими, и даже неудачи выглядели грандиозно.

Но, ей-богу, стоило проспать тридцать лет, чтобы проснуться в такое время, когда люди справились с простудой и никто не страдал от насморка. Для меня это значило больше, чем строительство поселка исследователей на Венере.

Но больше всего меня поразили две вещи – одна большая, другая маленькая. Во-первых, конечно, открытие антигравитации, или, как тут называли это явление, «нульграв». Еще в 1970 году мне приходилось слышать, что в Бабсоновском научно-исследовательском институте занимались изучением гравитации, но я не ожидал, что у них что-нибудь получится, – и у них действительно ничего не получилось. Базовая теория поля, на которой основано действие нульграва, была разработана в Эдинбургском университете. Однако в школе меня учили, что гравитация – это такая штука, с которой никто ничего не может сделать, потому что она присуща самой форме пространства.

И они действительно изменили форму пространства. Конечно, только временно и локально, но этого достаточно, чтобы перемещать тяжелые объекты. Правда, они все еще должны оставаться в пределах тяготения нашей матушки Земли, поэтому для космических кораблей это устройство бесполезно. Так считается в 2001 году, а насчет будущего я зарекся предсказывать. Я узнал, что для подъема все же необходимо расходовать энергию, дабы преодолеть гравитационный потенциал, а если хотите, наоборот, опустить груз, вам нужен блок питания, чтобы сохранить эти футо-фунты, иначе они все превратятся в «вззззз – бум!». А вот чтобы переместить груз в горизонтальной плоскости – скажем, из Сан-Франциско в Большой Лос-Анджелес, – надо просто поднять его и направить, а потом уже никаких затрат энергии не требуется. Груз скользит, словно конькобежец по льду.

Красота!

Я попытался изучить теорию гравитации, но математика процесса начиналась там, где кончалось тензорное счисление, она мне была не по зубам. Инженер редко бывает матафизиком, да в этом и нет необходимости. Он просто должен хорошо разбираться, как вещь работает, чтобы понять, как ее применять в практических нуждах, – знать ее рабочие параметры. На это меня хватит.