Сиротка. Слезы счастья - Мари-Бернадетт Дюпюи

– Вообще-то она приходится тебе не двоюродной сестрой, а племянницей.

– Какой ты сегодня утром придирчивый! – возмутилась Киона. – Мы – я, Мукки и близняшки – решили считать себя двоюродными братьями и сестрами, потому что мы примерно одного возраста. Если рассказывать кому-то, какие родственные связи нас на самом деле соединяют, то придется объяснять, что Эрмин – это твоя дочь в браке с Лорой, а меня родила красивая индианка, являющаяся матерью твоего зятя. Согласись, что тут все слишком запутано и может вызвать кривотолки.

– А вот Эстер поняла все быстро! – проворчал Жослин.

– Она женщина незаурядного ума, папа. Я даже сожалею, что она покинула нас так быстро.

– Улица Марку находится не очень-то далеко от нашего дома! Мы частенько будем ходить к ней в гости, даже если придется там сталкиваться с Овидом Лафлером, который стал для Лоры объектом особой ненависти и отвращения. Ох уж мне эти женщины! Почему моя жена теперь отказывается приглашать к нам этого беднягу учителя и не хочет объяснить мне причину?.. Знаешь, что я тебе скажу, Киона? Я думаю, что Эстер сняла домик всего лишь для того, чтобы у нее была возможность беспрепятственно встречаться с этим своим другом.

Киона слегка улыбнулась, а затем сказала:

– Ты очень проницателен, папа. Но давай поговорим о чем-нибудь другом! Я вот тут некоторое время ломала себе голову по поводу своего природного дара, а еще размышляла над ролью фотографий – в частности, применительно ко мне…

– Говори, я тебя слушаю, моя маленькая, – оживился Жослин, радуясь тому, что Кионе захотелось поговорить именно с ним.

Лора заглянула в комнату, где они находились, не переступая порога. Она увидела, что ее муж и Киона сидят рядом друг с другом при свете электрической лампы, которую им пришлось включить, потому что дневной свет был из-за грозы очень тусклым. Они, казалось, вели такой сугубо личный разговор, что она предпочла им не мешать и пошла на кухню, где Мирей лущила фасоль.

– Не нравится мне такая погода! – посетовала Лора. – И тишина мне тоже не нравится.

– Иисусе милосердный, мадам, внутри дома, возможно, и тихо, но зато снаружи настоящий кавардак: грохочет гром, сверкают молнии. А еще слышно, как на озере плещутся волны.

– Я надеялась, что Эрмин пробудет здесь все лето, а ей пришлось поехать на берег Перибонки, чтобы помогать своему мужу! Вслед за ней туда поехали Лоранс, Мадлен и дети. Я не понимаю, зачем Эрмин привезла старую Одину в Роберваль. Одина ведь вполне могла дождаться их всех там, в Большом раю, вместе с Тошаном.

– Но ведь с вами тут остались ваш супруг, Акали и Киона! Наша Мимин пообещала вернуться не позднее начала сентября. Вам ведь известно, что она очень не любит разлучаться со своим мужем! А про эту женщину – бабушку Одину, как ее все называют, – вряд ли можно сказать, что она доставила вам много хлопот. Она тут поспала всего-то одну ночь, а затем пришлось отвезти ее в Валь-Жальбер, к Шарлотте.

– Вот это-то меня и раздражает, Мирей, поскольку мы с Одиной подруги. Во всяком случае, мы прониклись симпатией друг к другу, когда четыре года тому назад я была в Большом раю. Но мой зять считает, что она будет в большей безопасности в Валь-Жальбере. Боже мой, полицейские не стали бы силой забирать ее у уважаемой семьи, чтобы отвезти в Пуэнт-Блё!

– Возможно, и стали бы, мадам! – возразила Мирей со знающим видом. – Что-то Акали задерживается. Она уже давненько ушла к Ганьону[23] за бараньей ногой для вас.

– Она, наверное, решила заодно и прогуляться. Возраст у нее такой. Или же пережидает где-то грозу. Ну да ладно! Что у нас сегодня на ужин?

Они переключились на кулинарные темы. Дождь продолжал барабанить по стеклам и крыше. В гостиной тем временем продолжался другой разговор: Киона рассказывала о своих наблюдениях, сомнениях и затруднениях своему отцу.

– Ты помнишь ту женщину – Альфонсину, – которая приходила на прошлой неделе? Ее сын пропал где-то в море, и она хотела узнать, жив ли он еще. У меня не возникло никакого видения на этот счет, а потому я даже понятия не имела, где он находится и здоров ли, однако она протянула мне его фотографию, и, как только я к этой фотографии прикоснулась, я смогла увидеть лицо этого парня. Я поняла, что он жив и скоро вернется. Мне, видимо, придется просить людей показывать мне фотографии своих близких, если они захотят о них что-либо узнать.

– Моя дорогая малышка, во что ты ввязываешься? Ты ведь еще такая юная! Я помню, что после этого разговора ты чувствовала себя изможденной, тебя охватил озноб.

– Состояние, в котором пребываю лично я, не имеет для меня большого значения. Выражение счастья, которое я увидела тогда на лице этой женщины, стоило всех моих ознобов и недомоганий. Я тебе повторяю, папа, что хочу использовать свой дар как можно более разумно. Я даже всерьез подумала о том, что мне, пожалуй, стоит начать изучать медицину, чтобы стать психиатром и, позднее, психоаналитиком. Мой дар позволил бы мне очень эффективно лечить больных. Я исхожу из статей о трудах доктора Фрейда[24], которые я прочла.

Жослин с ошеломленным видом кивнул. Он не переставал удивляться интеллектуальным способностям своей младшей дочери. Киона много читала и, обладая отличной памятью, выносила для себя из этого немалую пользу.

– Вообще-то учиться нужно очень долго, – вздохнула она. – Так что я еще подумаю, как мне поступить. Когда я была ребенком, я боялась своих видений. Теперь же мне хотелось бы извлекать из них пользу… Хотя нет, не обязательно пользу, а хотя бы чтобы они были более понятными и своевременными. Я терзаюсь этой проблемой вот уже две недели. Почему я не смогла предвидеть то, что произошло в Большом раю? Я клянусь тебе, что ничего из этого не предвидела, абсолютно ничего. Если бы у меня возникло какое-то дурное предчувствие, я смогла бы предотвратить эту беду, которая коснулась и моего брата, и Эрмин, и всей нашей семьи.

Жослин с задумчивым видом покачал головой. Ему хотелось бы дать какой-нибудь умный ответ, однако в голову не приходило ничего, кроме банальностей.

– Ты часто говоришь о судьбе – судьбе, которую мы, беспомощные людишки, не можем изменить и подчинить своей воле. Ну так вот, этот неприятный инцидент с Тибо был частью нашей судьбы! К счастью, ты смогла вмешаться в самый критический момент – когда Тошан уже собирался совершить непоправимый поступок. Что касается того негодяя, то он получил восемнадцать месяцев тюрьмы со строгой изоляцией.

– Я верю в судьбу, папа, и ты только что натолкнул меня на одну важную мысль. Если каждое событие играет в этой пресловутой судьбе какую-то роль, то следовало бы знать, частью чьей судьбы является этот инцидент – судьбы Тошана, судьбы Пьера Тибо или моей.

– Муки небесные, от таких твоих философских рассуждений у меня взорвется мозг! – вздохнул Жослин. – Ты прямо-таки блещешь умом, дочь моя!