История руссов. Варяги и русская государственность - Сергей Лесной

1. Игорь, спасшись из плена, поехал в Киев поклониться Богородице Пирогощей. Но икона эта, по данным всей религиозной и исторической литературы, была увезена за много лет до этого Андреем Боголюбским во Владимир и стала называться «Владимирской». В 1800 году, когда вышло печатное издание «Слова», в этом были убеждены все, в том числе и сам Мусин-Пушкин, бывший к тому же обер-прокурором Святейшего Синода. Значит, автор «Слова» попался на подделке!

Однако в нашей работе мы показали, что были в Киеве две иконы: одна, настоящая «Пирготисса», и другая (взятая Андреем Боголюбским, о которой сказано в летописи: «юже привезоша в единомь корабли с Пирогощею», и ставшая «Владимирской». Значит, Игорь поклонялся настоящей «Пирогощей». Таким образом, в противность всем религиозным и историческим авторитетам 1800 года, автор «Слова» оказался прав, он, современник событий 1185–1187 годов, знал истину.

2. Ни один исторический источник не говорит ни слова, что Ярославна была в Путивле, ожидая мужа из похода. Откуда мог заимствовать автор «Слова», если он был подделывателем, эту подробность? В ней видели только фантазию автора, но оказывается, что «Житие святой Евфросинии» говорит то же.

Конечно, враги «Слова» сейчас же выдвинут предположение, что «Житие» заимствовало эту подробность из «Слова», но: 1) «Житие» написано задолго до 1800 года; 2) «Житие» сообщает и объясняет факт: святая Евфросиния поехала в Путивль, чтобы утешить в беде Ярославну, которая приходилась ей двоюродной сестрой; 3) их родственные отношения могут быть вскрыты, только основываясь на успехах исторической науки после 1800 года. Таким образом, «Житие» никак не могло заимствовать факт пребывания Ярославны в Путивле из «Слова». Тогда, скажут, значит, «Слово» заимствовало из «Жития». Но можем ли мы поверить, что фальсификатор «Слова» использовал для подделки такие источники в сочетании: летописи, заметку (рукописную) на полях «Апостола» 1307 года, «Задонщину» (до ее опубликования) и «Житие Евфросинии», причем из последнего заимствовал только одно слово — «Путивль».

3. Автор «Слова», упоминая о Плеснеске, говорит о какой-то «дебри Кисани»[171]. Выяснилось, что речь идет о бывшем городе в Галиции (ныне крошечное село) на границе с Волынью. Нам удалось найти двух образованных галичан, один из которых родился, а другой жил в Плеснеске; оба утверждают, что один из оврагов, окружающих развалины старого городища, называют до сих пор «дебрь Кисань» («дебрей» называют в Галиции овраг, заросший лесом). Значит, фальсификатор должен был знать мельчайшую топографическую подробность в государстве, которое даже не было под властью Екатерины II! Более того: выяснилось, что Плеснеск с «дебрью Кисанью» принадлежал когда-то Светославу III еще до того, как он стал великим князем в Киеве. Видел он во сне тот город, который ему когда-то принадлежал. И даже это знал фальсификатор, т. е. то, что стало достоянием исторической науки только далеко после 1800 года.

4. Только к концу минувшего столетия удалось понять, что означает «канина зеленая наполома», — зеленый луг у речки Канины, но только в этом столетии наконец приняли, что речь идет о мелком географическом объекте, отлично известном автору «Слова», но утратившем свое значение в настоящее время.

5. Только в 1857 году Максимович[172], а в 1950 году совершенно независимо от него автор этих строк, установили, что следует читать не «с тоя же Каялы», а «с тоя же Канины». Нельзя представлять себе, чтобы подделыватель «Слова» нарочно вносил в него описки, чтобы его испортить. На деле было другое: за почти 600 лет переписок в этом месте случилась описка (или неверное исправление), к счастью, такая, что позволила догадаться, каково должно было быть неиспорченное слово.

6. Несмотря на все старания, сторонники теории подделки «Слова» не могли найти решительно никого, кто мог бы считаться автором «Слова», а ведь русских писателей века Екатерины II можно пересчитать по пальцам, не говоря уже о том, что ни один из них не имел такого яркого таланта, как автор «Слова», и не обладал такими глубокими познаниями в истории XII века, которые заложены в «Слове». Для современника эти знания естественны, для XVIII века они просто невозможны из-за слабого развития истории в ту эпоху.

Отсылая читателя к дальнейшим доказательствам подлинности «Слова» (см. стр. 157–180 упомянутой нашей работы[173]), мы отметим, что Пашкевич оказался не в состоянии отличить научных работ от любительщины, стремящейся к сенсации, и стал на сторону тех, которые подрываются под основы всеславянской культуры.

Пашкевичу мы посоветовали бы прочитать, что писал Адам Мицкевич, немало потрудившийся над пропагандой «Слова» в Европе, и, может быть, он поймет, какую некрасивую роль в отношении всего славянства он играет своей книгой. С горькой правдой можно и должно примириться, но беда в том, что распространяет Пашкевич ложь.

Общий вывод о книге Пашкевича: книга написана ретроградом и не подвигает нас ни на шаг вперед в познании прошлого, наоборот, отбрасывает нас назад, ибо заставляет тратить силы на опровержение лжетолкований. Поучиться у Пашкевича нечему, ибо в книге его нет ни одной новой, свежей мысли, единственное оригинальное (толкование слова «язык» как «вера») совершенно неприемлемо, книга Пашкевича совершенный пустоцвет. Книга эта — огромная личная трагедия, ибо книгу никто добром не вспомянет.

Однако налицо есть нечто и похуже личной трагедии: славянин, знающий историю славянства, будь то чех, русский, поляк или украинец, мгновенно поймет, что на книгу просто не стоит обращать внимания, зато иностранец, в особенности англичанин, может искренне поверить Пашкевичу, принимая в особенности во внимание внешнюю наукообразность книги.

Таким образом, в 1954 (!) году ум иностранца набивается «развесистой клюквой» о России. Это тоже трагедия, основа ее лежит в ложном методе историков.

«Записка готского топарха» породила уже значительную литературу, главным образом русскую. Работа F. Westberg’a «Die Fragmente des Toparcha Goticus (Anonymus Tauricus) aus dem 10. Jahrhundert», опубликованная в 1901 году в «Записках Императорской Академии Наук» (VIII ser., Историко-филологическое Отделение, том V, № 2, стр. 1—126, с таблицами; Academie Imperiale des Sciences de St. Petersbourg. Memoires, VIII ser. V. Classe Historico-Philologique) является одной из самых основных.