Иван III - Николай Борисов

Нечто подобное происходило и с Тверью. Цветущий город на оживленном перекрестке торговых путей, местопребывание энергичных князей и авторитетных епископов, наконец — резиденция великого князя Владимирского. Казалось, все идет к тому, что именно Тверь станет центром объединения Северо-Восточной Руси, столицей будущего единого Русского государства.

Однако ноша оказалась непосильной для Твери. Она надорвалась в отчаянном усилии поднять на свои плечи всю Северо-Восточную Русь и Новгород. Слишком ранний и слишком бурный порыв тверских князей к общерусской власти встревожил Орду и переполошил все сообщество русских земель и княжеств. В итоге три тверских князя сложили головы в Орде, а само княжество зимой 1327/28 года (после антитатарского восстания в Твери летом 1327 года) было подвергнуто сокрушительному разгрому большим войском, посланным ханом Узбеком. В 1339 году Иван Калита, торжествуя свою победу над тверским князем Александром Михайловичем в споре за великое княжение Владимирское, вывез из Твери в Москву соборный колокол — символ независимости и достоинства города. С этого времени Тверь как бы погружается в историческую тень. Фортуна могла улыбнуться тверским князьям лишь в случае решительного отказа ханов от сотрудничества с московскими князьями и разгрома самого Московского княжества какой-нибудь многотысячной татарской «ратью».

Но ханы не хотели порывать с Москвой, которая сумела навести хотя бы относительный порядок в разобщенном и взбудораженном русском мире. А главное — Москва умела вовремя платить дань. Уже за одно это ей — к вящей досаде тверских Михайловичей — отпускались все прочие грехи. Измельчавшие и вступившие после 1357 года в лютую борьбу друг с другом правители Орды остро нуждались в русском серебре. И даже жестоко наказывая московских князей за дерзость своими опустошительными набегами, они не решались полностью отказаться от их услуг.

Новые надежды подала Твери московская династическая смута второй четверти XV века. Конечно, тверичи хорошо понимали, что все соискатели московского престола придерживаются одной и той же наследственной парадигмы «собирания земли Русской» вокруг Москвы. В этом отношении в Твери не видели никакой разницы между Василием Темным, Юрием Звенигородским, Василием Косым или Дмитрием Шемякой. Однако борьба между внуками Дмитрия Донского давала тверскому князю Борису Александровичу (1425–1461) некоторое поле для маневра. Он действовал по-своему правильно, сохраняя формальный нейтралитет, но прикровенно (а иногда и откровенно) поддерживая того из соперников, кто в данный момент оказывался слабее. Такая игра позволяла Твери выиграть время, затянуть московскую смуту. Выступая в роли «третьей силы», умный и властный тверской князь сумел выжать из ситуации максимум возможного. Ведя сложную игру с Москвой, он при этом беспощадно душил своих удельных сородичей и на их костях строил пирамиду деспотической власти. Сограждане восхищались им, придворные книжники называли его «самодержавным государем», сравнивали с Константином Великим и считали правление Бориса «золотым веком» Твери (12, 280).

Однако все эти прекрасные замки возводились на песке. Первенство Москвы питалось глубокими корнями, вырвать которые не смогла даже многолетняя смута. Предчувствуя скорое окончание московской усобицы и восстановление единовластия, Борис в 1446 году решился сделать ставку на один из кланов — на великого князя Василия Темного и его старшего сына Ивана, поклявшегося жениться на дочери Бориса. Расчет оказался в целом правильным. Будущее было за Василием Темным. Тверские пушки и тверское войско, вовремя подоспевшее ему на помощь, ускорили победу Слепого над Дмитрием Шемякой.

Прозорливость Бориса подарила Твери еще три десятилетия независимости. Ни Василий Темный, ни его молодой наследник не притесняли свою тверскую родню. Со своей стороны и Борис Александрович, и его наследник Михаил Борисович не ссорились с Москвой по пустякам и соблюдали верность союзническим обязательствам. Тверские ратники участвовали в крупнейших военных предприятиях Москвы: новгородских походах 1471 и 1478 годов, «стоянии на Угре».

И все же отношения двух старых соперниц мало-помалу обострялись. Этого не мог предотвратить последний тверской князь — Михаил Борисович. Родившийся в 1453 году, он в 1461 году, после кончины отца, остался единственным наследником тверского престола. (Брат Михаила Александр умер в младенчестве.) Князь Михаил был, в сущности, неплохим правителем. Стойкий боец, он сражался до последнего и сделал все возможное, чтобы отстоять тверскую независимость, а заодно и свои собственные права. Однако возможности его были весьма ограничены…

Первая трещина в равноправных и союзнических отношениях между Москвой и Тверью возникла после глухой кончины в 1467 году первой жены Ивана III княгини Марии Борисовны — сестры Михаила Тверского. Вместе с молодой княгиней ушли в небытие и надежды на то, что отношения Москвы и Твери будут оставаться союзом равных. Ветер переменился — и тверская знать стала понемногу перебираться в Москву. Одним из первых переметнулся молодой и честолюбивый князь Данила Дмитриевич Холмский — будущий знатный воевода при дворе Ивана III. Его стремительное возвышение должно было стать приманкой для новых именитых перебежчиков.

Во всем выступая заодно с Иваном III, Михаил Тверской не мог, конечно, равнодушно взирать на то, как его родичи и бояре один за другим отъезжают на московскую службу. Новым ударом по самолюбию князя Михаила стало назначение на тверскую кафедру 6 декабря 1477 года нового владыки Вассиана, в миру князя Василия Ивановича Оболенского, сына известного московского полководца Ивана Стриги Оболенского. Несомненно, новый владыка был «оком государевым» в Твери. Летописец отмечает, что на его хиротонии, которую совершал митрополит Геронтий, присутствовал сын и соправитель Ивана III Иван Молодой. (Сам великий князь находился в то время в Новгороде.) Примечательно и то, что Вассиан оставался на кафедре и после завоевания Иваном III Твери, вплоть до своей кончины в 1508 году.

В этом отчаянном положении взгляды патриотически настроенной части тверской знати невольно обращались на запад. Подобно Новгороду, Тверь издавна имела тесные связи с Литвой. Родственные и дружеские отношения с Гедиминовичами помогали тверским князьям в их борьбе с московской экспансией. Следуя семейной традиции, князь Михаил Борисович (за спиной которого стояла его мать — властная княгиня Анастасия Александровна Шуйская) женился в 1471 году на Софье, дочери могущественного киевского князя Семена Олельковича — лидера литовских сепаратистов (21, 497). Однако в том же году тесть Михаила скончался, а его брат Михаил Олелькович не сумел унаследовать киевский престол (155, 141). В итоге вся эта матримониальная комбинация не принесла Михаилу Тверскому особых политических дивидендов.

Литовские связи тверских князей издавна были ориентированы на тех представителей династии Гедиминовичей, которые вопреки польско-католической экспансии сохраняли православие. Однако их влияние в Литве в 70-е годы XV столетия сильно ослабло. Пытаясь переломить ситуацию в свою пользу, часть литовских православных магнатов (князья Михаил Олелькович, Федор Вельский, Дмитрий Вяземский) начинает переговоры с Римом о возможности своего присоединения к унии. Не забыты были и другие методы борьбы. В начале 80-х годов XV века православные князья готовили заговор с целью убийства сыновей короля Казимира. Заговорщиков постигла неудача. Участвовавшие в деле князья Михаил Олелькович и Иван Голыианский были убиты, а Федор Вельский едва успел бежать во владения Ивана III, оставив королю в качестве трофея свою молодую жену. Под 6990 годом (1 сентября 1481 — 31 августа 1482 года) летопись сообщает: «Прибежал из Литвы к великому князю Ивану Васильевичю от короля Казимера князь Федор Иванович Бельскыи, а жены с собою не успел взяти. И князь великы его пожаловал, дал ему город Демон да Мореву (оба в южной части Новгородской земли. — Н. Б.) в вотчину со многыми волостьми» (31, 329).