Вольная русская литература - Юрий Владимирович Мальцев

Все народное образование в СССР является инструментом коммунистической пропаганды, идеологической обработки, оболвания и индоктринации молодого поколения, так называемого «воспитания строителей коммунизма». Изучение марксизма-ленинизма, истории КПСС, «научного коммунизма» и «научного атеизма» является обязательным для всех учащихся и на всех уровнях. Прием в высшие учебные заведения, в которых число мест ограничено, в отличие от Италии, где numero chiuso считается дискриминацией, проводится на основе строгого идеологического отбора и анкетных данных (принадлежность родителей к определенной категории, членство партии, национальность, участие в официальной политической жизни и т. д.).

Мифом является также и утверждение о том, что только благодаря коммунистической власти безграмотное население стало поголовно грамотным, а Россия стала страной, где больше всего печатают книг. В дореволюционной России начальное обучение было обязательным и бесплатным. После 1908 года ежегодно открывалось 10 тыс. новых школ, в 1913 году 82 % всех детей в возрасте от 12 до 15 лет были грамотными. В дореволюционной России публиковались книги в количестве 34 тыс. наименований в год, больше чем в других странах Европы.

В СССР в 1967 году было 39 % людей, которые никогда и нигде не учились. В некоторых отдаленных районах СССР, таких как, например, Якутия или горные области Таджикистана, местное население сегодня, как и прежде, сплошь неграмотно. А все книги, публикуемые сегодня государственными советскими типографиями, принадлежат лишь к одной единственной общеобязательной тенденции.

Ко всему вышесказанному нужно добавить, что уметь читать газету «Правда», вовсе не значит быть образованным. Безграмотный русский крестьянин прошлого, воспитанный в твердых моральных традициях, чтивший Бога, любивший свою землю и свою работу, благорасположенный к людям, представляется гораздо более образованным и культурным, нежели многие советские люди, умеющие читать, но лишенные всяких идеалов и всякой веры, циники, старающиеся обмануть ближнего, где только можно, и пустоту своего существования заглушающие водкой. Оскотинение и ожесточение народа – одно из самых печальных следствий репрессивного режима, основывающегося на лжи.

Одним из постоянных мотивов зависти итальянцев, живущих в просторных хороших квартирах или даже в собственных домах, но выплачивающих за них ежегодно большие суммы, является обеспеченность советского человека бесплатной государственной квартирой. Поднявшись на Останкинскую башню телевидения в Москве и полюбовавшись с высоты внушительной панорамой новых кварталов, итальянец возвращается домой окончательно убежденный в преимуществах советской системы, по крайней мере, в этом пункте.

А между тем «бесплатность» советских квартир есть чистейшая выдумка коммунистической пропаганды (причем итальянской пропаганды, ибо советская избегает повторять эту явную ложь). За маленькую двухкомнатную квартиру в 30 кв. м советский человек платит около 15 руб. в месяц, то есть около 15 % зарплаты. Итальянский рабочий за квартиру такого же размера и такого же качества платит не больше, а за такую же квартиру в «народных домах» платит гораздо меньше.

В новых домах советские люди получают квартиры из расчета 9-10 м на человека. Среднее количество жилой площади на человека в СССР около 7 кв. м. В больших городах лишь семьи, имеющие менее 5 кв. м на человека, могут «стать в очередь» на получение новой квартиры и могут надеяться через пять-шесть лет получить новую квартиру из расчета 9 кв. м на человека. В тех новых кварталах, которые видит итальянец с Останкинской башни, которые были построены 15–20 лет назад и в которых семьи за это время уже успели расплодиться, в одной комнате часто живет четыре человека. Советская семья из трех человек (муж, жена и ребенок), как правило, живет в одной единственной комнате.

Личный опыт

В заключение хочу сказать несколько слов о моем личном опыте беженца из СССР в Италию. Решаюсь остановить на этом внимание читателя потому, что опыт этот очень характерен и проливает дополнительно свет на затронутые проблемы.

Выезжая из СССР в Италию, в страну, где у власти находится еще пока что партия христианских демократов, а коммунисты получают на выборах меньше половины голосов, я не мог себе даже вообразить, что я, беженец из коммунистической страны, окажусь здесь нежелательной персоной, неудобной для всех, окажусь безо всякой возможности внедриться в итальянское общество и, что особенно странно, окажусь в невыгодном положении по сравнению, например, с коммунистическими беженцами из Чили (которые, кстати сказать, бегут не в СССР, а в капиталистическую Италию). Чилийские беженцы находят в Италии помощь и поддержку, итальянское правительство платит им пособия, они легко получают работу, некоторые из них, никогда раньше не преподававшие, получают должности в итальянских университетах. Они участвуют в массовых политических митингах, им дают возможность выступать по телевидению.

Мне же удалось получить в Италии лишь временное разрешение на жительство без права на работу, которое я должен всё время продлять. И то дали мне его только потому, что Комиссариат по делам беженцев при ООН признал за мной статус политического беженца. Италия, подписавшая международную Конвенцию о беженцах, должна была бы дать мне право на постоянное жительство и право на работу. С огромным трудом мне удалось получить временные, «свободные» (то есть не входящие в общий учебный план) курсы русского языка и литературы в итальянских университетах с почасовой оплатой. И каждый раз, чтобы провести такой временный курс, я должен просить особое разрешение в квестуре.

Едва я приехал в Италию, я сразу же, уверенный в том, что мое свидетельство о жизни в СССР и о советских проблемах, должно быть интересно итальянцам, написал три статьи о разных аспектах советской реальности. Велико было мое удивление, когда я увидел, что ни одна крупная итальянская газета не осмеливается их напечатать. (Тогда еще не было II giornale nuovo.) Лишь несколько месяцев спустя их опубликовала одна провинциальная газета, выходящая небольшим тиражом.

Когда я, заводя постепенно новые знакомства здесь, в Италии, начинал рассказывать итальянцам о жизни в СССР, большинство из них выслушивало мои рассказы с недоверием, воспринимая их как явные преувеличения. Для того чтобы рассказ казался правдоподобным, нужно было значительно смягчить краски и говорить лишь сотую долю правды.

Однажды во время моего выступления перед студентами лицея в Луго мне был задан вопрос: что я думаю о еврокоммунизме. И я ответил на него. После лекции ко мне подошел секретарь местной коммунистической секции, который, кстати, вовсе не имел права находиться в зале на студенческом собрании, и сказал мне, что я, не будучи итальянским гражданином, не смею высказывать свое мнение об итальянских политических партиях. Если я сделаю еще это впредь, сказал он, я буду привлечен к судебной ответственности.

С удивлением я увидел, что итальянские коммунисты, которые считаются самыми терпимыми и открытыми в Европе, не способны вступать в диалог с нами, русскими оппозиционерами, противниками советского