Последний оракул - Джеймс Роллинс

— Константин!

— Все чисто, можете ехать! — ответил мальчишеский голос. Вот и славно.

Монк сдвинул зеленую рукоятку вперед. Послышался электрический треск, несколько искр вылетело в лежавшую впереди темноту. Поезд дернулся и покатился по тоннелю.

Четыре минуты.

Он должен добраться до противоположного конца тоннеля раньше, чем включатся камеры. На Константина была возложена задача вывести детей из тоннеля и закрыть взрывостойкие двери. Монк проинструктировал мальчика относительно того, как задействовать тормозной механизм, чтобы двери было невозможно открыть.

Помимо этого Константин должен был сделать кое-что еще. В пещере Монк прихватил пару шахтерских раций. Добравшись до дальних дверей, он по рации сообщит об этом Константину, и тот их откроет. Если все пойдет согласно плану, у Монка будет преимущество. Он застанет противника врасплох с двумя полностью снаряженными автоматами наперевес. Эта миссия попахивала самоубийством, но что еще оставалось делать? Дети сейчас в безопасности, но сколько миллионов людей погибнет, если операция «Сатурн» пойдет своим чередом? У Монка не было иного пути, кроме как захватить центр управления штурмом, обрушив на него шквал автоматного огня.

Сначала он подумывал о том, чтобы обезвредить мины, установленные под дном озера, но Константин отговорил его от этой идеи. Пятьдесят установленных под Карачаем мин были оснащены детонаторами с дистанционным управлением. Даже если ему удастся проползти полкилометра по шахте за четыре минуты и добраться до них, любое неверное движение — и они взорвутся одна за другой.

Таким образом, решение было принято.

Стуча колесами, поезд катился по темному тоннелю, освещенному лишь голыми лампочками, висевшими на изрядном удалении друг от друга. На переднем вагоне имелась фара, бросавшая на рельсы тусклое пятно света. По мере того как поезд ускорял ход, Монк заметил на стене тоннеля верстовые знаки. По словам Константина, тоннель тянулся на четыре километра.

Монк поймал себя на том, что затаил дыхание и вот уже целую минуту считает про себя. Наконец справа на стене он увидел табличку с цифрой 2. Середина пути.

В лучшем случае у него в запасе останется тридцать секунд. Не много. Но и не мало.

А потом свет погас, словно его прихлопнула рука Господня.

Поезд тяжело вздохнул. Лишенный электричества, он по инерции прокатился еще несколько метров и замер в непроглядной темноте.

Позади него, в самом начале тоннеля, послышался детский крик, полный ужаса. Тело Монка окаменело. Он узнал этот голос.

Петр.

Глядя на темные, безжизненные мониторы, Савина покачала головой. Несколько минут назад один из техников позвал ее в аппаратную, обеспокоенный сбоем системы. По его словам, что-то неладное творилось со взры-востойкими дверями на другом конце тоннеля. К тому времени, когда она спустилась сюда, отключились камеры, перейдя в режим самотестирования.

Хотя такой команды никто не давал.

В ее душе зашевелились подозрения. Что-то тут не так. Не желая сидеть сложа руки, она сделала упреждающий ход и отключила электроснабжение тоннеля.

— Горнорудный комплекс триста тридцать семь,— проговорила Савина.— Там есть электрическая подстанция.

Один из техников, инженер-электрик, кивнул.

— И насколько я помню,— продолжала Савина,— там еще есть камера, установленная на контрольной будке. Она позволяет общаться с техниками, работающими на той стороне.

Техник снова кивнул, а затем его глаза расширились.

— Она работает автономно, независимо от общей системы видеонаблюдения.

Это являлось мерой предосторожности, предусмотренной на случай сбоев вроде теперешнего и позволявшей двум центрам управления находиться на связи при любых обстоятельствах.

— Выведите изображение с этой камеры.

Инженер стал быстро печатать на клавиатуре компьютера. Через несколько секунд один из экранов ожил, и на нем появилось зернистое черно-белое изображение. Маленькая и простенькая камера была установлена над панелью управления под таким углом, чтобы отчетливо видеть оператора.

Савина подалась вперед. Через открытую дверь кабины были видны толкущиеся в пещере дети. Много детей. Тех самых, которых увез поезд.

Савина силилась понять, что происходит, как вдруг в поле зрения камеры попал мальчик — высокий, темноволосый, с удлиненным угловатым лицом. Она знала этого мальчика.

Константин.

Что за черт?

Из-за утренней суеты у нее не было времени поинтересоваться тем, как идут дела у лейтенанта Борсакова, отправившегося в погоню за американцем и тремя детьми. Она смотрела, как Константин машет рукой и что-то кричит, обращаясь к другим детям. Сомнений быть не могло: Борсаков потерпел неудачу.

Но что они там делают?

Савина вглядывалась в лица, ища американца и двух других детей. Одного она нашла. Того, которого хотела заполучить обратно.

Петр закричал оттого, что темнота душила его. Глаза мальчика расширились, стремясь найти хоть лучик света. Марта обнимала его своими сильными руками. Воспользовавшись суматохой, царившей в пещере, эти двое забрались в последний вагон и спрятались.

Петр знал, что должен оставаться с мужчиной. Но темнота...

Мальчик тонул в темном, чернильном море. Марта пыталась успокоить его, но он не переставая раскачивался. Его ночной кошмар стал явью. Ему часто снился такой же сон: его тень поднимается, обволакивает его и начинает пожирать — до тех пор, пока не остается ничего, кроме тьмы. Единственный способ защитить себя от этого заключался в том, чтобы вспыхнуть, загореться подобно факелу и разогнать темноту. В этот момент он с криком просыпался.

Другие дети говорили, что в своих собственных снах видели его горящим. Сначала он думал, что они смеются над ним, но после нескольких таких случаев дети начали странно смотреть на него. С ним редко разговаривали и почти никогда не играли. Учителя тоже злились. Они бранили его, не давали ему медовых пряников, говорили, что он расстраивает других детей до такой степени, что на следующий день ни один из них не может прилично написать контрольную работу. Его обвиняли в том, что он всех пугает.

Это пугало и его самого. Пугало до мозга костей. Но то был только сон. Эта темнота ему не снилась.

Дрожа от страха, он хотел убежать от нее, но она была повсюду. Он искал света там, где его не было. Даже бегство страшило его, но это все же было лучше, чем разлившаяся вокруг чернота.

В темноте проступили маленькие светящиеся точки, словно огненные булавки, воткнутые в черную ткань. Сначала — всего несколько, затем все больше и больше. Он смотрел вверх и видел, как это звездное поле расширяется, отодвигая темноту.

Но Петр знал правду: на самом деле там не было никаких звезд.