Последний оракул - Джеймс Роллинс

Его сердце билось, как пойманная птица. Он смотрел вверх, а звезды становились все ярче и росли в размерах по мере того, как приближались к нему. Он знал, что должен отвернуться, но его глаза раскрывались все шире. Как и темнота внутри него. Она тоже стремилась к свету, выползая из темного угла, нуждаясь в пище.

Звезды начали падать — все быстрее и быстрее. Сначала упало всего несколько, затем за ними последовали остальные. Со всех сторон они летели на Петра, намереваясь сокрушить его.

Он слышал плач и чувствовал, как бьются сердца. Они наполняли его своим светом. Он упал на спину, когда ночное небо обрушилось на него и подожгло его оболочку.

В отдалении он слышал предупреждающий вопль обезьяны.

Марта знала его секрет.

В те моменты, когда Петр просыпался после своих кошмаров, он кричал не только от страха. Он кричал еще и от радостного опьянения.

С детьми что-то было чертовски не так.

Отключив электричество, Савина продолжала рассматривать изображение, передаваемое камерой из ГРК-337. Хотя звука не было, не вызывал сомнений тот факт, что дети по-прежнему возбуждены. Некоторые растерянно топтались на месте, кто-то плакал, многие бродили или стояли, словно контуженные. Единственным, кто держал себя в руках, был Константин. Он ходил среди детей, то появляясь в поле зрения камеры, то вновь пропадая.

Савина выискивала глазами Петра.

Хотя она и располагала десятью омега-субъектами, если бы мальчик был среди них...

Внезапно один из детей упал на пол. Ребенок, стоявший рядом, повернулся к нему, но тут же и сам повалился как подкошенный. Стали падать и другие дети. Один мальчик в страхе побежал, но тоже рухнул и остался лежать.

— Это действие нейротоксина? — спросил инженер, также наблюдавший эту сцену.

Савина смотрела на монитор, не зная, что ответить. Радиочувствительный состав остается инертным до тех пор, пока не подвергнется интенсивному облучению. Но уровень радиации в ГРК-337 никогда не был до такой степени высоким. Через мгновение на экране вновь появился Константин. Он нес на руках бесчувственное тело девочки. Это была его сестра, Киска. Полными страха глазами мальчик посмотрел прямо в камеру.

А потом в его глазах словно погас свет. Страх уступил место вялому безразличию, и он упал.

Это не было действием нейротоксина.

Константин и Киска не принимали препарат.

Сверху донесся глухой стук. Потом — еще и еще.

Савина вскочила.

«О нет...»

Повернувшись, она кинулась к лестнице и побежала на верхний этаж, перепрыгивая разом через две ступеньки. Ее спину сводило от боли, сердце заходилось. Она ворвалась в комнату, где ее ждали десять детей. Теперь они все лежали — в креслах, на полу, безвольно свесив головы, раскинув руки и ноги. Савина бросилась к Борису. Проверив у него пульс, она ощутила слабые удары под кожей.

Жив.

Она перевернула мальчика и приподняла его полуоткрытые веки. Зрачки были невероятно расширены и не реагировали на свет. Савина поднялась на ноги и оглядела комнату. Да что же это такое?

7 сентября, 2 часа 17 минут

Вашингтон, округ Колумбия

Пейнтер быстро шел по коридору. Ему больше не нужны были неприятности, но по крайней мере одну он получил.

После нападения весь бункер «Сигмы» был переведен в режим строгой изоляции. Как он и думал, после гибели в огне Мэпплторпа оставшиеся наемники разбежались. Пейнтер был преисполнен решимости со временем найти их всех до единого, а также тех, кто снабжал Мэпплторпа ресурсами и информацией, которые он использовал для нападения на «Сигму».

Пока же нужно было восстановить порядок здесь.

Основной костяк сотрудников вернулся на рабочие места. Раненых увезли в местные больницы, мертвых трогать не стали. Пейнтер хотел оставить все как есть до прибытия его собственной группы криминалистов. Этим вечером дежурство было мрачным. Хотя он приказал включить на полную мощь воздухоочистительную установку и систему вентиляции, чтобы откачать остатки газа-катализатора, избавиться от вони сгоревшей человеческой плоти не получалось.

Вдобавок ко всему его донимали телефонные звонки из всех разведслужб. Коллеги желали знать подробности случившегося в «Сигме» и предотвращенного теракта в Чернобыле. В большинстве случаев Пейнтер просто отказывался подходить к телефону. У него не было времени пересказывать события последних часов и тем более играть в политические игры, выясняя, кто круче. Единственный короткий звонок, на который он ответил, был от благодарного президента. Эту начальственную благодарность Пейнтер использовал для того, чтобы выторговать для себя полную свободу действий и возможность посылать куда подальше всех остальных.

Возникла угроза нового, еще более ужасного теракта, и это сейчас было главным.

А поскольку последняя проблема была напрямую связана с этой угрозой, он решил заняться ею в первую очередь.

Поднявшись на медицинский этаж, он вошел в одну из палат. В ней находилась кровать, по обе стороны которой стояли Кэт и Лиза.

На кровати лежала Саша. Лиза прилаживала к ее виску электрод энцефалографа.

— Она снова заболела? — спросил Пейнтер.

— Это что-то другое,— ответила Лиза.— Сейчас у нее нет температуры, как в тот раз.

Кэт стояла, скрестив руки на груди. От волнения на ее лбу пролегли складки.

— Я читала ей, хотела, чтобы она успокоилась после всего, что здесь произошло. Девочка слушала. Потом она вдруг села, повернулась к пустому углу палаты, произнесла: «Петр» — и упала без чувств.

— Петр? Ты уверена? Женщина кивнула.

— Юрий упоминал, что у Саши есть брат-близнец, которого зовут Петр. Должно быть, ей что-то привиделось.

Пока они разговаривали, Лиза подошла к столу с приборами и стала включать их. Саша была подключена одновременно к электрокардиографу и энцефалографу, отслеживавшим сердечную и нервную деятельность.

— Этот ее прибор работает? — спросил Пейнтер, указывая на устройство ТЭС за ухом Саши.

— Нет,— ответила Лиза.— Малкольм проверял. Он уже приходил и ушел. Сказал, что должен сделать несколько звонков. Но что-то внутри ее точно работает. Энцефалограмма показывает пиковые всплески в области боковых конвексиальных борозд височных долей головного мозга. Особенно справа, где расположен имплантат. Это можно образно сравнить с судорожным припадком височной доли. А сердечный ритм, напротив, крайне низкий, и кровяное давление упало до минимально допустимого уровня. Ее тело словно переключилось на обслуживание одно-го-единственного органа.