Вся моя жизнь - Джейн Фонда

Пока мы работали вместе, Долли рассказывала мне о своем детстве в Теннесси, как она росла в рубероидной хибаре с одиннадцатью братьями и сестрами, как они сами варили мыло и делали свечи, как тяжело им жилось, хотя и радостей было немало. Оказалось, природа одарила Долли не только необычным смехом, но и врожденной деловой хваткой, свойственной, по-моему, вообще всем жителям гор смекалкой.

Я лет десять вынашивала планы фильма по мотивам выдающегося романа Гарриет Арноу “Кукольный мастер”. Моя героиня, энергичная, творческая личность из тех, кого у нас принято называть горцами, живет в горах Аппалачи, в Кентукки, держит ферму, растит пятерых детей и вырезает для них игрушки из дерева. Она абсолютно не похожа ни на меня, ни на одну из моих прежних героинь. Я понимала, что должна как следует подготовиться к этой роли, и вот судьба свела меня с Долли Партон. В то время я не знала никого, кроме Долли, кто вырос бы в горах. Несмотря на то что сценарий еще не был написан, я начала учиться строгать и каждый день являлась на съемочную площадку с ножиком и деревяшкой, чтобы практиковаться в перерывах. Если Долли можно было найти по ее смеху, меня – по стружке и пятнам крови, которые я оставляла за собой.

Долли, как и все остальные, гадала, зачем я всё время что-то строгаю. Однажды за ланчем я дала ей почитать книжку “Кукольный мастер” и спросила, не сведет ли она меня с какой-нибудь женщиной, которая живет в горах, чтобы я могла с ней пообщаться. Долли сразу поняла, что мне нужно, но ей было известно, что в ее родные края чужаку просто так не попасть. Она пообещала взять меня с собой в Нашвилл после того, как закончатся съемки, откуда мы вместе, в ее туристском фургоне, проедем по Аппалачам и познакомимся с горцами, ее земляками.

Как только мы прибыли в Нашвилл, мне сразу стало ясно, что Долли не пожалела времени и сил на подготовку к нашему путешествию, заранее спланировала маршрут и встречи с людьми, чтобы снабдить меня необходимой для работы информацией. Это тронуло меня до глубины души. Долли была и есть звезда первой величины, чрезвычайно занятой человек, и, несмотря на редкий талант к общению, на самом деле она бережет свое личное пространство и не любит выносить на публику свою личную жизнь и отношения с друзьями и родными. Я расценила ее поступок как жест благодарности за “С 9 до 5”.

В фургоне Долли нас уместилось пятеро. В задней его части размещалось отдельное купе хозяйки, а все остальные спали на узких полках-диванах, расположенных вдоль стенок в середине салона. Днем мы все собирались на передних сиденьях. За всю неделю я ни разу не видела Долли без парика и макияжа. С самого утра она выглядела сногсшибательно и сохраняла безупречный вид вплоть до самого вечера, когда удалялась в свое купе. Обычно под такой маскировкой женщины прячут какие-то недостатки, но что касается Долли – а я провела с ней достаточно времени, чтобы утверждать это с уверенностью, – если убрать внешние наслоения, она всё равно останется по-настоящему красивой – это, кстати сказать, у них семейное.

Мы проехали по Скалистым горам в Теннесси, по плато Озарк в Миссури и Арканзасе, забираясь вглубь настолько, насколько позволял большой фургон, а потом побеседовали со знакомыми Долли, с которыми она работала в молодости на радио. До тех пор я думала, что только Долли умеет так интересно рассказывать всякие истории. Но, как я убедилась, почти все, с кем мы встречались за время путешествия, были прекрасными рассказчиками и так же заразительно смеялись.

Долли представляла меня своим друзьям, объясняла, что “Джейн хочет сделать кино вроде как про нас”, и спрашивала, не против ли они немного поболтать со мной. После этого мы с Долли оказывались в крохотном домике с единственной комнатой, в котором не было ни водопровода, ни электричества. Помню стены в одной из хижин, оклеенные для тепла газетами. Как правило, не обходилось без цветной репродукции с Иисусом и искусственных цветов, иногда можно было увидеть выцветшую фотографию мужчины в военной форме и почти всегда нам выносили старую коробку из-под обуви, набитую фотографиями и прочими семейными реликвиями. Хозяева в возрасте от семидесяти до восьмидесяти хорошо помнили годы Великой депрессии, когда закрывались угольные шахты и целые семьи вынуждены были покидать свои дома – как моя героиня в “Кукольном мастере”.

В одном городе на плато Озарк жили родственники Долли. Они приютили нас на ночь, а наутро, когда мы снова выдвигались в путь, преподнесли нам большой керамический кувшин самодельного виски. “Тройной фильтрации, – с гордостью прокомментировала Долли, – чистяк”. Мне объяснили, что при каждой фильтрации из самогона удаляются остаточные примеси, и конечный продукт ничем не уступает самой качественной фруктовой водке, какую можно найти во Франции. Я научилась обхватывать ручку кувшина большим пальцем и подносить тяжелый сосуд ко рту, придерживая его одной рукой. За время нашего путешествия мы опорожнили немало таких кувшинов, и хотя громкость смеха усиливалась пропорционально выпитому, я даже не думала, что могу спиться, и ни разу не мучилась от утреннего похмелья. Дома я отходила бы еще неделю!

На Озарке я впервые увидала бутылочное дерево, а также удивительные примеры творческого самовыражения людей, чье искусство берется не из каких-то течений или направлений и не из галерей, а из внутренней потребности украсить окружающую среду с помощью подручных средств, и неважно, что об этом подумают или скажут другие. Там был дом, где всё, от столов и стульев до полов и ледника, пестрело горошком; в другом доме хозяин (недавно умерший) оклеил всю мебель блестящими фантиками от жевательной резинки. В одном дворе высохшее, лишенное листвы дерево обрело новую жизнь с бесчисленными флакончиками из-под магнезии, игравшими на солнце неповторимыми голубоватыми переливами. Еще одно дерево было сплошь увешано скопленными за год пустыми пивными банками.

В Арканзасе мы заехали в гости к историку музыки Джимми Дрифтвуду, помимо всего прочего, известному еще и как автор песни “Битва при Новом Орлеане”. Узнав о цели моего приезда в Аппалачи, Джимми заявил, что знает как раз нужных мне людей, и мы тут же погрузились в чью-то машину и поднялись в маленькую горную деревушку Маунтин-Вью[78], а потом еще минут десять ехали по грунтовой дороге через лес, пока не добрались до увитой клематисами хижины. Во дворе мы увидели какое– то животное вроде зебры, которое оказалось семейным землепашцем, мулом выраженного полосатого окраса, и нескольких павлинов на крыше. Ни дать ни взять волшебная страна Оз. Нам навстречу вышла пожилая супружеская пара семидесяти с лишним лет, Люси и Уоко Джонсоны. Люси, крупная женщина с коротко остриженными каштановыми волосами и в очках с толстыми стеклами, горделиво сияла новенькими зубными протезами. Она мастерила кукол из яблок – когда яблоко засыхало, вырезанная рожица забавно сморщивалась. Кроме того, она чесала шерсть со своих овец и красила ее с помощью различных огородных растений и цветов, которые росли у нее в изобилии. Из этой шерсти она ткала изумительные коврики и сервировочные салфетки для продажи на ярмарках. Как и моя героиня из “Кукольного мастера”, Люси была настоящей художницей, хотя сама таковой себя не считала. Просто чтобы руки занять, говорила она про свои увлечения. Вот на такую женщину я хотела бы быть похожей.