Черный ферзь - Михаил Савеличев

А еще звуки, наполнявшие Башню… Они словно восполняли пустоту большинства ее помещений, вдыхали в них слышимость жизни, а может и были ее настоящей жизнью. И эта жизнь гулко резонировала даже в самом крошечном кубрике, тугой волной прокатывалась по коридорам, вихрем ввинчивалась в бесконечные лестничные пролеты и, наконец-то выбравшись на простор мелководья колоссальных пустот, набирала соразмерную им силу и захлестывала сложной гармонией, в которой ухо могло разобрать треск молний, удары волн, вой ветра, крики птиц, то есть всего того, что он вольно или невольно мог связать с уже знакомыми звуками, звуками, наполненными для него смыслом, но на самом деле в том, что давило на человеческую барабанную перепонку, не было ни единой известной ему ноты.

Тут Ферцу внезапно пришла в голову странная догадка – это и есть тишина! Полная, абсолютная тишина, какую невозможно установить во всем мире, но здесь неведомые архитекторы и строители Башни сотворили абсолютную тишину как одну из несущих конструкций чудовищно огромного сооружения, а возможно и как единственный материал, из которого только и могли прорасти ее лабиринты.

И эта тишина напряжена до предела, как напряжен корпус дасбута, все глубже уходящий в Блошланг, кряхтя и постанывая от громадного давления, изнутри потея океанской водой, что просачивается внутрь сквозь мельчайшие трещины и капилляры металла и резины. Так и здесь – то, что ухо воспринимало как многообразие переполнявших Башню звуков, на самом деле являлось такой же “влагой”, просачивающейся снаружи, из мира, а вернее – из тверди мира в ее пустоты…

Но тут течение мыслей Ферца прервалось, поскольку из-за поворота вывернула, лязгая гусеницами, новенькая, с пылу-жару сборочного цеха вражеская баллиста, уже окрашенная в до ужаса знакомый гнилостно-песочный цвет материковых дюн, с эмблемами Первой Ударной группы Легиона страны Неизвестных Отцов, хорошо известных каждому, кто десантировался на материк и кому посчастливилось выжить в боях с этой элитой выродков, выродков из выродков. Только они оснащались новейшей техникой, и она не шла ни в какое сравнение с той рухлядью, что имелась на вооружении у линейных армейских частей. А выучку и дух легионеров даже рядом не поставишь с разношерстной деревенщиной, из которых комплектовались обороняющие побережье армии. Вся задача полуголодных оборванцев на проржавевшем старье заключалась только в том, чтобы продержаться до подхода Легиона, быстро и верно погибая между огненными молотом десантирующихся частей Дансельреха и наковальней заградотрядов, не дающих этому сброду разбежаться.

Ферц крикнул Сердолику “Ложись!”, сам бросился на бетонку, больно брякнувшись голыми коленями, одновременно понимая – на просматриваемой дороге они все равно что учебная мишень для баллисты, чей рокот нарастал, а траки с оглушительной кровожадностью лязгали, точно предупреждая: на столь беспечных засранцев и пулеметной очереди жалко, вполне достаточно проехаться по ним, намотав кишки на гусеницы.

Это только в дешевых пропагандистских фильмах, которыми пичкают новобранцев, да крутят в дасбутах во время боевых походов под бдительным оком особистов, доблестному офицеру Дансельреху полагалось не валяться на бетонке, зажав уши, пуская от страха слюни и обгаживая штаны, а героически броситься с голыми руками на баллисту, ловко уворачиваясь от пулеметных очередей и ракет, вскочить на броню, с корнем выдрать люк и зубами перегрызть горло экипажу, а затем самому сесть за рычаги машины, развернуть ее навстречу вражеской колонне и вступить в неравный бой, из которого либо выйти победителем, либо мужественно сгореть, протаранив последний вражеский танк.

Броситься… вскочить… выдрать… перегрызть… развернуть… погибнуть… Чересчур длительный путь к неизбежному результату. А еще Ферцу показалось смешным и даже стыдно изображать из себя героя пропагандистской поделки, этакого сверхчеловека с огромными мышцами и микроскопическими мозгами. Успокаивающее душу убеждение, что нормальные люди, офицеры они Дансельреха или самые распоследние выродки, ТАК себя не ведут, а ведут именно так – распластавшись на бетоне в ожидании неминуемой гибели, заставляло покориться приближению машины, стать жертвенным козлом, чья жизнь благословит баллисту на щедрую кровавую жатву.

Машины нескончаемым потоком грохотали мимо, а Ферц все продолжал лежать, пока Сердолик не похлопал его по плечу, а когда он поднялся, раздавленный не баллистой, а стыдом, что казалось не менее болезненным и, к тому же, более мучительным, его спутник уже знакомым виноватым тоном произнес:

– Извини, забыл тебя предупредить…

– Откуда здесь техника материковых выродков? – просипел Ферц, отчаянно пытаясь смочить пересохшее горло частым сглатыванием.

Сердолик вздохнул и принялся отряхивать куртку и шорты Ферца, на что тот даже не попытался подобающе отреагировать, а покорно стоял и пытался сосчитать сколько же новеньких баллист проедет мимо. Получалось это у него не очень – на втором десятке он сбивался и по какой-то ему самому непонятной логике начинал считать с начала.

– Мы сами еще не понимаем, что это за сооружение и для чего оно здесь, – сказал Сердолик. – В Башне множество заводов, которые производят такую технику.

– Для чего, для чего, – мрачно передразнил Ферц Сердолика. – Для войны, чего же еще! Помогает материковым выродкам, бьет в спину Дансельреха! – Ферц начал заводиться. Ничто так не будоражит праведную ярость как обделанные от страха штаны.

– Для войны? – переспросил Сердолик. – Возможно, хотя непонятно, зачем это нужно… Понимаешь, Башня – это нечто вроде огромного завода по производству различных машин… не только для Флакша, но и для других… хм… ну, скажем, миров. Мы пока и сами не знаем толком – для каких. К тому же у Башни невообразимый возраст! Понимаешь? Здесь еще не было людей, а она уже создавала машины.

Бывшая жена полуобернулась к роботу:

– Ты ведь не держишь меня, Конги?

– Никак нет, мэм, не держу, – ответил тот.

– Я могу уйти совершенно свободно и никто не причинит мне ни малейшего вреда? – уточнила она с улыбкой.

– Вы можете уйти совершенно свободно, – подтвердил Конги. – Я не допущу, чтобы вам был причинен хоть малейший вред.

– Видишь? – бывшая жена торжествующе посмотрела на Сердолика. – Ничего не случилось. И не случится. Ничего, кроме предательства. У нас славная компания предателей. Да, Вандерер? – Вандерер даже не шевельнулся, ни один мускул не дрогнул на его лице. – Сколько раз вы предавали меня – мелкую песчинку у подножия гранитного монумента, покрытого изморозью? А, Вандерер? Что уж говорить об остальном человечестве?! Или я ошибаюсь? Или мне оказана высокая честь стать жертвой предательства со стороны одного из небожителей?! Отвечайте! – Она притопнула ногой.

– Не нужно истерик, – даже не сказал, а попросил Вандерер.

Внешне он все еще сохранял ледяное спокойствие, но внутри кипела еле сдерживаемая ярость. Чего не отнять у стоящей перед ним истерички, так это умения доводить его до белого каления. Как у присно памятного знатока запрещенной науки… Поневоле уверуешь в метемпсихоз! С каким бы удовольствием он отхлестал бы эту дуру по щекам, чтобы впредь не думала вмешиваться в тщательно подготовленные операции… С другой стороны, если тщательно подготовленные операции летят в тартарары из-за какой-то стервы, то грош им и их разработчикам цена. Не операция это тогда, а так… скверно отрепетированная реприза… паскудный водевильчик из жизни отдыхающих…