📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгНаучная фантастикаВремя и боги. Дочь короля Эльфландии - Лорд Дансени

Время и боги. Дочь короля Эльфландии - Лорд Дансени

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 105 106 107 108 109 110 111 112 113 ... 186
Перейти на страницу:

А потом я проснулся и увидел, что туман исчез и что солнце вот-вот свалится за край пустоши, и мне стало ясно, что спал я совсем недолго. И тогда я решил, что, пока можно, я буду идти дальше, ибо мне казалось, что я нахожусь уже совсем недалеко от города.

Так я шагал по извилистой, петляющей тропинке, и в какой-то момент клочья тумана снова сгустились в ложбинах и впадинах, но тотчас же рассеялись, так что я неплохо различал дорогу. И пока я шел, сумеречный свет померк, в небе появилась первая звезда, и я перестал видеть тропу. Дальше я идти не мог, однако, прежде чем лечь спать, я решил заглянуть в глубокую ложбину, которую заметил чуть в стороне. Сойдя с тропы, я прошел несколько сот ярдов, отделявших меня от края впадины, но она оказалась заполнена плотным белесым туманом. Пока же я смотрел, в небе зажглась еще одна звезда, задул холодный ветер, туман заколыхался, как занавеска, и упорхнул прочь. И я увидел город.

Ничто из того, что рассказывал пастух, не было ни ложью, ни даже простым преувеличением. Старик сказал чистую правду: другого такого города нет в целом свете. Только тонкие шпили, которые он упоминал, на самом деле оказались высокими минаретами, но небольшие купола на их вершинах были, несомненно, из чистого золота, как он и говорил. Я видел и мраморные балконы, которые он описывал, и сияющие белизной дворцы, сплошь покрытые резьбой, и сотни минаретов. Город, бесспорно, имел восточный облик, но на куполах минаретов вместо полумесяцев горели золотые солнца с лучами, да и повсюду, куда ни посмотри, в глаза бросались детали, делавшие его происхождение еще более загадочным.

Спустившись на дно впадины, я отворил золотую калитку в невысокой ограде из белого мрамора и вошел в город. Вереск подступал вплотную к его стенам и плескался о камень каждый раз, когда поднимался ветер. Я шагал по мраморной улице, а в высоких окнах с голубыми стеклами вспыхивали огни, на балконах и верандах зажигали медные светильники тонкой работы и подвешивали на серебряных цепях, из распахнутых дверей доносилось мелодичное пение. И вот я увидел людей. Их лица были скорее серыми, чем черными, и все они были одеты в прекрасные одежды из цветного шелка с каймой, расшитой у одних золотом, у других – медью; по мраморным мостовым время от времени проходили с навьюченными на них золотыми корзинами величественные верблюды, о которых рассказывал старый пастух.

У жителей города были приветливые лица, но, хотя они, несомненно, были радушны и гостеприимны, я не мог поговорить с ними, так как не знал их языка, да и звуки, которые они использовали, не были похожи ни на один известный мне язык; их речь напоминала, скорее, ворчание. Когда же я при помощи жестов пытался узнать, откуда они взялись вместе со своим городом, они только показывали на луну, которая была в ту ночь полной и яркой и щедро изливала свой свет на мраморные мостовые, так что весь город буквально купался в лунном сиянии. На верандах и балконах, бесшумно выскальзывая из-за высоких окон, стали появляться люди с музыкальными инструментами в руках. Это были необычные инструменты, с большими выпуклыми деревянными деками; горожане негромко наигрывали на них прекрасные мелодии, а их странные голоса выводили таинственные и скорбные песни о родной земле, где бы она ни была. Где-то далеко, в самом сердце города, им вторили другие голоса; они доносились отовсюду, куда бы я ни забрел, и, хотя они были не настолько громкими, чтобы побеспокоить меня, мягко, исподволь они обращали мои мысли к вещам приятным. И куда бы я ни направлялся, проходил я под бесчисленными мраморными арками, покрытыми тонкой, словно кружево, резьбой. Здесь не было суматохи и спешки, которыми гордятся глупые города, не было – насколько я мог видеть – ничего ужасного или отвратительного, и я понял, что это был город красоты и музыки.

Потом мне стало любопытно, как они путешествуют со всей этой массой мрамора, как им удалось поставить свой город на Маллингтонской пустоши, откуда они явились и какими силами повелевают, и я решил выяснить это завтра утром, ибо старый пастух не отягощал свою голову размышлениями о том, откуда взялся город, – старик только утверждал, что он есть (и, разумеется, никто ему не верил, хотя отчасти в этом было виновато его собственное беспутство).

Как бы там ни было, ночью немного увидишь, к тому же я провел весь день на ногах и был не прочь отдохнуть. И как раз тогда, когда я раздумывал, не попросить ли мне с помощью знаков ночлега у одного из этих одетых в шелк мужчин или лучше провести ночь за стенами города, чтобы утром войти в него снова, я оказался перед высоким сводчатым проходом, закрытым двумя вышитыми понизу золотом занавесками. Над аркой его были вырезаны – вероятно, на многих языках – слова: «Здесь отдыхают гости». Это приглашение повторялось на греческом, латыни и испанском; были здесь надписи и на языке, знакомом нам по иероглифам на стенах величественных храмов Древнего Египта, и на арабском, и на языке, который показался мне похож на язык ранней Ассирии, а также на одном-двух языках, с какими я никогда не сталкивался.

Пройдя сквозь занавешенную арку, я оказался в просторном крытом дворе, выложенном квадратными мраморными плитами; со стропил свисали на цепях золотые курильницы, в которых дымились усыпляющие благовония, а вдоль стен были разложены мягкие тюфяки, застеленные шелком и тканями. Времени было, наверное, уже около десяти часов, и я чувствовал себя утомленным. А снаружи по-прежнему плыла по улицам музыка, и какой-то мужчина установил на мраморной дорожке фонарь; еще пятеро или шестеро сидели вокруг, а он звучным, напевным голосом рассказывал им какую-то историю. Во дворе на удобных постелях вдоль стен уже спали несколько человек, а в центре, под свисавшими сверху курильницами, тихо и нежно пела какая-то женщина, одетая в голубое; она не шевелилась, только пела и пела, и я никогда не слышал песни, которая действовала бы столь успокаивающе. Я лег на матрас подле украшенной мозаикой стены, натянул на себя покрывало тонкой чужеземной работы, и почти тотчас же мои мысли стали как будто частью песни, что пела прекрасная женщина, сидевшая в центре двора под свисавшими с крыши золотыми курильницами; песня же обратила их в сновидения, и я заснул.

Поднялся небольшой ветерок, и стебель вереска, настойчиво щекотавший мне лицо, в конце концов разбудил меня. Над Маллингтонской пустошью вставало утро; что же касалось города, то он исчез без следа.

Почему молочник вздрагивает, когда приходит рассвет

В Холле старинной Гильдии молочников, у огромного очага в дальней стене, когда зимой пылают в нем толстые бревна и вся Гильдия в сборе, и ныне рассказывают – как рассказывали еще в незапамятные времена – историю о том, почему молочник вздрагивает, когда приходит рассвет.

Когда наступает рассвет, когда он переваливает через гребни холмов и, заглядывая между стволами деревьев, отбрасывает причудливые тени, когда он касается высоких столбов дыма, поднимающегося над просыпающимися домиками в долине, когда он разливается золотом над кентскими полями и, на цыпочках подкравшись к стенам Лондона, робко ползет по его унылым улочкам, молочник чувствует его приближение и вздрагивает.

Человек может быть подмастерьем с правом самостоятельной работы, может знать, что такое бура и как правильно добавлять ее к молоку, однако он не смеет рассказывать эту историю. Только пять человек имеют на это право, только пять человек, назначенных старшим мастером Гильдии, который один может заполнять вакансии по мере их освобождения, и, если вы не услышите эту историю от одного из них, вы не услышите ее ни от кого и никогда не узнаете, почему молочник вздрагивает, когда приходит рассвет.

1 ... 105 106 107 108 109 110 111 112 113 ... 186
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?