Повести о Ветлугине - Леонид Дмитриевич Платов
Шрифт:
Интервал:
— Тундровые витамины, — отрекомендовал их Савчук, пытаясь с помощью научного комментария сделать гарнир более удобоваримым.
Я, в свою очередь, решил побаловать товарищей яичницей. (Бульчу очень расхваливал яйца поморника.)
Однако птичьи яйца превратились в невидимок и принялись играть со мною в прятки.
Я кружил подле нашего лагеря не менее получаса. Именно кружил, потому что яйца находились поблизости. Я был в этом убежден, видя, какую тревогу вызывают мои поиски у четы поморников, которые совершали надо мной сложные фигуры высшего пилотажа: падали камнем в траву, взмывали вверх из-под ног, удалялись в сторону, летя очень низко и притворяясь, будто подбито крыло, — словом, всячески стараясь отвлечь мое внимание от яиц.
Если бы птицы меньше суетились, я бы, пожалуй, плюнул на эту затею и ушел. Но поморники раззадорили мой аппетит. Стало быть, яйца были где-то рядом, я просто не замечал их.
Наконец пришел сонный, недовольный Бульчу (его разбудил Савчук, которому очень хотелось есть) и по каким-то непонятным мне признакам определил местонахождение гнезда. К моему изумлению, яйца лежали даже не в ямке, а прямо на земле, но совершенно сливались с общим пестровато-серым фоном.
Что же касается Лизы, то она налегала больше на ягоды, собирая во время привала морошку и бруснику.
Савчук и я просили ее не отходить далеко от лагеря или, по крайней мере, брать с собой ружье, но Лиза всегда поступала по-своему.
Как-то на привале я рубил дрова. Передо мной был густой кедровый стланик. Ветки переплелись, словно бы низенькие — не выше полуметра — деревья цепко держались друг за друга. Только так удавалось им устоять на склонах. Ветер в этих местах жестокий. Он с корнями выворотил бы и унес маленькое деревце, если бы его не удерживали на месте такие же деревья.
Но главное преимущество стелющихся лесов не в этом. Зимой они укрываются снегом с головой, как бы ныряют под толстое ватное одеяло.
Раньше мне не приходилось иметь дело с кедровым стлаником. Оказалось, что дерево чертовски неподатливо! Я ударил по одному из стволов топором, но с очень малым эффектом: лезвие застревало, дерево было упругим, пружинило.
Я снова повторил попытку. Тщетно! Это был какой-то зачарованный лес из сказки.
Отирая пот со лба, я выпрямился и увидел на мшистом болотце по другую сторону леса улыбающуюся Лизу. Она посмеивалась над моей неудачей. Я поспешил нагнуться над стлаником.
Как цепляется за жизнь все живое на Крайнем Севере, настойчиво приспосабливается к суровой здешней природе!
Деревья прижались к земле, ища защиты от холодов и ветра на ее материнской груди. Полярная сова «переоделась» во все белое и научилась видеть днем (иначе погибла бы от голода в течение светлого полярного лета). Песцовые мыши «переобулись» для того, чтобы было удобнее разгребать снег в поисках пищи. Их когти напоминают копыта.
Что же тогда сказать о людях? Почему нельзя предположить, что «дети солнца», у которых нашел приют Петр Арианович, выжили в горах, уцелели до сих пор?
Нганасаны рассказывали о медведях-оборотнях. Но, быть может, это и впрямь были люди, одетые в медвежьи шкуры мехом наружу?
Через день близость оазиса подтвердило совершенно неопровержимое — и очень тревожное — доказательство.
Утром я обнаружил следы медведя, который приходил к нашему биваку. Ночной посетитель не был воришкой. Он даже не прикоснулся к котелку с недоеденной гусятиной, а также к рыбе, которая была поймана накануне и предназначалась на завтрак. Зато с непонятным интересом осмотрел нашу лодку. Медведь обошел ее раз пять, не меньше. Петли следов были особенно запутанными здесь.
Удивительно, что я и Лиза не слышали его шагов. Эту ночь мы как раз спали в лодке — Лизе показалось сыро на берегу, а палатки у нас уже не было.
— Нынче к нам визитер приходил, — объявил я громко. — Слышишь, Лиза?
Савчук и Бульчу высунули головы из спальных мешков. Лиза уже причесывалась, сидя в лодке. Она зевнула и с недоумением посмотрела на меня. Потом ее заспанное лицо оживилось:
— Какой визитер?
— В общем довольно деликатный, я бы сказал, — продолжал я. — Расхаживал чуть ли не на цыпочках, чтобы не потревожить наш сон.
Бульчу подошел ко мне, присел на корточки и стал приглядываться к следам. Когда он выпрямился, я поразился происшедшей в нем перемене — лоб был озабоченно нахмурен, глаза сузились.
— Ты что, Бульчу?
Охотник не ответил мне. Он быстро обошел, почти обежал лодку, откуда с удивлением смотрела на него Лиза, держа гребень на весу. Потом прыгнул в сторону, в кусты, и низко наклонился, словно выискивая что-то на земле.
Савчук начал кряхтя вылезать из своего мешка.
— Приходил не медведь.
— Оборотень? — Я засмеялся, хотя было не до смеху: волнение нганасана невольно передалось и мне. — Товарищи! — Я обернулся к Лизе и Савчуку. — Бульчу стал невозможен — ему всюду чудятся оборотни!
— Не оборотни. Человек, — бросил охотник, продолжая приглядываться к следам.
— Какой человек?
— Два или три человека. Да, три. Двое сидели в кустах. Третий кружил возле лодки…
— А следы?
Охотник пренебрежительно усмехнулся:
— Обулся в лапы медведя…
— Не понимаю…
— Очень просто. Убил медведя. Отрезал лапы. Привязал к своим ногам. Ночью ходит, высматривает. Пусть подумают: это медведь ходит, не человек.
Лиза и Савчук присоединились к нам.
— Странно! — сказал Савчук, хмурясь. — Кто бы это мог быть?
— Нганасаны? — предположила Лиза. — Неужели они догнали нас?
— Вот еще! Подошли бы открыто. Нганасаны — друзья. Зачем им лапы медведя?
— Значит, враги?
— Надо думать, враги.
— Кто же это?
Мы молчали. Судя по выражению лиц моих спутников, ответ вертелся у них на языке.
— Каменные люди, — вполголоса сказал Бульчу и, втянув голову в плечи, оглянулся. Мы тоже оглянулись.
Пейзаж удивительным образом изменился вокруг. Он выглядел совсем иным, чем пять минут назад.
Так же сверкала на солнце река. Так же теснились к воде спокойные серые скалы. Но мы знали теперь, что это кажущееся спокойствие. Всюду могли скрываться соглядатаи. Они могли сидеть, пригнувшись, за тем вон большим камнем, похожим на жабу, могли лежать в той вон ложбинке, заросшей незабудками, сосредоточенные и тихие, не выдавая себя ничем, как умеют только первобытные люди.
Я почувствовал странную скованность движений.
Ощущение, надо признаться, было неприятным. Словно бы со всех концов поляны протянулось и скрестилось на мне множество настороженных угрюмых взглядов, липких, как паутина. Спускаясь к воде, чтобы наполнить котелок (сегодня была моя очередь готовить завтрак), я даже споткнулся.
Позавтракали мы быстрее обычного, перебрасываясь короткими фразами во время еды. Все
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!