Разведбат - Валерий Киселев

«Не было мысли, что нас достанут…»

Роман Царьков, гранатомётчик:

— Мы тогда остались живы, с руками и ногами, благодаря командиру нашей группы старшему лейтенанту Соловьёву. Да, помню улюлюканье, но особенно опасно было, когда мы лоб в лоб вышли на боевиков, каких-то 50–70 метров, на «черных волков», спецназ Басаева. Вышли к своим тогда без единого выстрела. И задачу выполнили — обнаружили ретранслятор и базу боевиков. Ощущения, что ещё немного и нас возьмут — не было. Не было мысли, что нас достанут. Знал, что у меня впереди командир, дозорная группа.

Самые важные задачи были — у дозорной и тыловой группы. Замыкающими шли пулемётчики, Сашка — «Маленький танк», и Димка Сергеев. Темнота тогда была в лесу — зги не видно, самим бы не потеряться, мы шли, положив руку на плечо впереди идущему товарищу, гуськом.

От случайности в разведке никто не застрахован. А если идти и бояться — зачем вообще идти в разведку? Мы все были с нормальной психикой, учились, чтобы не растеряться в опасной ситуации, не паниковать.

«А ты что здесь?» — «Домой вернулся!»

Геннадий Бернацкий, командир взвода, старший лейтенант:

— В Самашкинский лес пятого февраля ходил вместе с Соловьёвым. Мне кисть руки осколком пробило, а одному сержанту-контрактнику пулей — ногу. Привезли в Керла-Юрт, в госпиталь, а там банда Бараева только что побывала, всё село разбито. Оттуда вертолётом во Владикавказ, в госпиталь. Рану обработали, и в пять утра я оттуда сбежал, и на вертушку. Борт этот оказался генерала Шаманова, пилот не хотел брать: «Иди в госпиталь! Нехрена тебе там делать, в Чечне! Иди, лечись!». Еле уговорил взять с собой. Добрался в батальон — Соловьёва встретил: «А ты что здесь?» — «Домой вернулся!».

Из наградных листов:

…Старший лейтенант Геннадий Бернацкий, командир взвода разведдесантной роты. 5 февраля его группа вела разведку в лесу в районе села Самашки и попала в засаду. Будучи раненым, шквальным огнём, умелым руководством и решительными действиями обеспечил и прикрыл отход своей группы. Представлен к ордену Мужества (по совокупности с декабрем).

Рано или поздно такие выходы на разведку должны были кончиться гибелью или ранением. У войскового разведчика вернуться домой из Чечни без царапины шансов практически не было.

«А у самого — трещина в позвоночнике…»

Елена Чиж, начальник медслужбы батальона, капитан:

— Числа шестого февраля мы поехали к Соловьёву с майором Паковым на «бэтээре», он должен был координировать действия группы. Тогда Паков зашёл: «Поехали, ты там нужна, с ребятами побудешь». Но мы не доехали… Налетели на фугас. Помню, как выехали на шоссе. Паков сидел справа от водителя, одна нога — вниз, другая на броне, я сидела сзади, ногами упиралась в башню. И — как подбросит машину! Паков кричит: «Лена! Позвоночник! Нога ничего не чувствует!». Водила вообще куда-то упал, я — перелетела внутри. Хотела уколоть Пакова промедолом — «Не надо!»

Когда мы его эвакуировали, у него была трещина позвоночника. Пришлось возвращаться в батальон — и машина ехала! Если бы мы были на БМП, то после подрыва с оторванной гусеницей — никуда, а у БТР столько колес — вот и доехали.

Приехали в батальон, переложили его на носилки. Паков отлежался в госпитале и вернулся: ну как же он батальон бросит! А у самого была трещина в позвоночнике…

Владимир Паков:

— Ничего, живые ходим, нормально. В госпитале пробыл меньше двух недель — сбежал, невозможно, такая тоска там.

Настал этот роковой день — 7 февраля 2000-го года — и для «Ромашки»…

Дмитрий Сергеев, пулемётчик разведдесантной роты:

— В тот день мы готовились в ночь в засаду, и Александр Соловьёв, взяв с собой небольшое количество народа и определив сигналы взаимодействия, отправился прокатиться по дороге на Самашки, чтобы понаблюдать тропы, по которым происходило сообщение между селом и лесом, чтобы в ночь их оседлать. Я остался наблюдать.

Николай Оксененко, старший водитель БРДМ разведдесантной роты:

— Утром старший лейтенант Соловьёв взял группу добровольцев. На мою машину сели Лебедь, Саня Серегин, Юра Курилов, Ромка-гранатомётчик, Гоша Кашигин, остальных не помню.

Не доезжая до комендатуры, остановились. Группа пошла в лес, а я ждал на трассе…

Из наградных листов:

… 7 февраля разведгруппа, которой командовал старший лейтенант Соловьёв Александр Михайлович, выполняла боевую задачу по ведению разведки в Самашкинском лесу с целью обнаружения и уничтожения баз, складов с оружием и опорных пунктов боевиков, прорвавшихся из г. Грозного.

Руководя разведгруппой численностью 7 человек, старший лейтенант Соловьёв незаметно по руслу реки Сунжа, к которой примыкал лес, выдвинулся в район ведения разведки. При подходе к квадрату 9224–8 на отметке 192,6 разведдозор столкнулся с отрядом боевиков численностью 25–30 человек, который продвигался предположительно к месту базирования. Завязался ожесточенный бой. Разведдозор под натиском противника начал отходить к основным силам разведгруппы. Старший лейтенант Соловьёв правильно оценил обстановку, принял решение на огневое поражение противника и уничтожение группы боевиков. Рассредоточив разведгруппу, заняв оборону, пропустив отходящий разведдозор. Дал команду на огневое поражение противника. Не ожидая такого сопротивления, боевики отошли, потеряв несколько человек ранеными и убитыми. После перегруппировки боевики вновь ринулись в атаку, пытаясь смять и уничтожить разведчиков. Во время ведения боя старший лейтенант Соловьёв заметил, что группа боевиков пытается обойти разведгруппу с фланга. Дав команду разведдозору на прикрытие флангов, сам продолжал умело руководить боем, не давая противнику атаковать. В ходе боя старший лейтенант Соловьёв получил тяжелое минно-взрывное ранение с переломом костей обеих ног, полным отрывом левой конечности и множественными осколочными ранениями лица с обширным дефектом…

«Командир, не умирай!»

Александр Соловьёв, командир взвода, старший лейтенант:

— Психологически я был готов, что могут ранить и убить. К смерти был готов. Ранения не боялся — ну, сделают «духи» пулей дырку в теле, врачи зашьют. Ну, оторвёт тебе кусок мяса, ну и что? Но не думал, что так может покалечить. На войне не боятся только дураки, это правильно. Почему многие гибли и калечились? Это когда пропадает чувство страха и осторожности. Просто надоедает бояться. Сначала спали вповалку, в обнимку с автоматом, патрон в патроннике. Никто без оружия и в туалете не оставался. С самого начала было постоянное состояние стресса, не просто, что ты пошёл на задание и там испугался. Нет, ты там испугался, пришёл в палатку, а стресс не проходит.

А тогда, когда взорвался фугас… Самого взрыва не помню. Слышу близкий топот, кто-то бежит, мелькнуло в голове: «Наши так бегать не будут». Хватаюсь за автомат — не работает, уже потом мне рассказали, что его разворотило. Автомат и принял на себя часть осколков. На мне ещё было два ряда металлических магазинов, они приняли такой удар осколков, что патроны вылезли наружу. Фугас был нашпигован гвоздями, подшипниками, гайками, всякой ерундой. Меня спасло, что на мне были металлические магазины и подствольные гранаты, а на рёбрах — ручные гранаты. На поясе был трофейный «духовский» пояс подрывника — там тротил, детонаторы, пластиковая взрывчатка, детонационные шнуры и как это все не сработало… Ног не чувствую, болевой шок, не чувствую вообще ничего. Несколько раз машинально левой рукой хватался за цевьё, но она как веревка обматывалась вокруг автомата. Чувствую — попаду в плен, успел подумать: разведчиков не отпускают живыми, поглумятся. Автомат не работает, опускаю его, достаю пистолет, он автоматический, даю пару очередей вправо — влево. Слышу: — «Держи пистолет, держи!», бросаю его, пытаюсь достать гранату. Слышу чьи-то крики, а речь не понимаю. Полная потеря ориентации: кто свои, кто чужие? Они борются со мной, не пойму кто, думаю — чеченцы. Пытаются скрутить, пистолет я выпустил, несколько рук меня держат. — «Держи руку, у него там граната!» В кармане штанов камуфляжа у меня была спрятана граната на случай плена. Только кольцо вырвать и всё, по крайней мере — мучиться не будешь. Руку засовываю в карман, но мне не дают её вытащить. — «Свои, дурак, свои, Саня!» — кто-то кричит в ухо. Я не понимаю ничего, в глазах кровавая пелена и темнота. Но понимаю, что меня не бьют, знают, что у меня там граната. — «Саня!» — на ухо. Значит, свои, кто-то живой остался.