Гостья - Симона де Бовуар

Франсуаза протянула руку к будильнику. Семь часов. Снаружи совсем рассвело, тело ее уже было в боевой готовности, и неподвижность обращалась скукой. Откинув одеяла, она занялась своим туалетом и с удивлением заметила, что при свете дня и ясной голове ей хочется плакать. Она умылась, подкрасилась и не торопясь оделась. Нервозности она не ощущала, но не знала, что с собой делать. Будучи готовой, она снова легла на кровать; в это мгновение нигде в мире для нее не было места; ничто не влекло ее на улицу, но и здесь тоже ничто не удерживало, кроме отсутствия; она стала теперь лишь пустым призывом, до такой степени отрезанная от любой наполненности и любого присутствия, что даже стены собственной комнаты вызывали у нее удивление. Франсуаза встала. На сей раз она узнала эти шаги. Приняв соответствующее выражение, она бросилась к двери. Пьер улыбнулся ей.

– Ты уже встала? – сказал он. – Надеюсь, ты не беспокоилась?

– Нет, – отвечала Франсуаза. – Я подумала, что вам столько всего надо было сказать друг другу.

Она внимательно посмотрела на Пьера. Ясно было, что он-то возвращался не из небытия. В свежем цвете его лица, в оживленном взгляде, в движениях отражалась наполненность прожитых им часов.

– Ну как? – спросила она.

У Пьера был смущенный и радостный вид, хорошо знакомый Франсуазе.

– А вот так, все начинается вновь, – отвечал он, касаясь руки Франсуазы. – Я все подробно расскажу тебе, но Ксавьер ждет нас на завтрак, я сказал, что мы сейчас же вернемся.

Франсуаза надела куртку. Она только что потеряла свой последний шанс опять обрести с Пьером спокойную и чистую близость, хотя в этот шанс она всего-то несколько минут едва осмеливалась верить. Теперь она слишком устала для сожаления или надежды; мысль снова оказаться втроем не пробуждала в ней уже ничего, кроме безропотной тревоги.

– Расскажи мне в нескольких словах, что произошло, – сказала она.

– Так вот, вчера вечером я пришел к ней в отель, – отвечал Пьер. – Я сразу почувствовал, что она очень взволнована, и меня самого это взволновало. Какое-то время мы оставались там, глупо болтая о том о сем, потом отправились в «Поль Нор», и у нас состоялось большое объяснение. – Умолкнув на мгновение, Пьер продолжил самодовольным, нервным тоном, который всегда тяготил Франсуазу. – У меня создалось впечатление, что не потребуется многого для того, чтобы она бросила Жербера.

– Ты попросил ее порвать? – спросила Франсуаза.

– Я не хочу быть пятой спицей в колеснице, – ответил Пьер.

Жербер не придал большого значения ссоре, случившейся между Пьером и Ксавьер; вся их дружба всегда казалась ему основанной на каком-то капризе. Узнав правду, он будет жестоко уязвлен. По сути, Пьеру лучше было бы с самого начала посвятить его в ситуацию, Жербер без усилия отказался бы завоевывать Ксавьер; да и теперь он не был глубоко привязан к ней, но потерять ее ему наверняка будет неприятно.

– Когда ты отправишься в путешествие, – продолжил Пьер, – я возьму Ксавьер в руки, и через неделю, если вопрос не решится сам собой, я потребую от нее сделать выбор.

– Да, – сказала Франсуаза. Она заколебалась. – Тебе следует объяснить всю историю Жерберу, иначе ты будешь выглядеть отменным подлецом.

– Я ему объясню, – с живостью согласился Пьер. – Я скажу ему, что не хотел давить на него авторитетом, но полагал, что имею право бороться на равных. – Он не слишком уверенно взглянул на Франсуазу. – Ты не согласна?

– Это вполне допустимо, – ответила Франсуаза.

В каком-то смысле у Пьера не было никакого резона жертвовать собой ради Жербера, но и Жербер не заслужил ожидавшего его жестокого разочарования. Франсуаза толкнула ногой круглый камешек. Безусловно, следовало отказаться от поиска правильного решения для любой проблемы; давно уже стало ясно, что какое бы решение ни принять, оно всегда будет ошибочным. К тому же, впрочем, никого больше не заботило узнать, что хорошо, а что плохо, да и сама она утратила интерес к этому вопросу.

Они вошли в «Дом». Ксавьер сидела за столиком, опустив голову. Франсуаза коснулась ее плеча.

– Добрый день, – с улыбкой сказала она.

Вздрогнув, Ксавьер обратила к Франсуазе растерянное лицо, потом в свою очередь натянуто улыбнулась.

– Я не думала, что это уже вы, – сказала она.

Франсуаза села рядом. Что-то в этом приеме было ей до боли знакомо.

– Как вы посвежели! – заметил Пьер.

Ксавьер, должно быть, воспользовалась отсутствием Пьера, чтобы тщательно привести в порядок лицо; цвет его был ровным и ясным, губы сияли, волосы блестели.

– И все-таки я устала, – сказала Ксавьер. Взгляд ее по очереди останавливался на Франсуазе, потом на Пьере. Она прикрыла рот рукой, подавив зевок. – Я даже думаю, что мне хочется пойти спать, – сказала она смущенным и ласковым тоном, не предназначавшимся Франсуазе.

– Сейчас? – спросил Пьер. – Но у вас впереди целый день.

Ксавьер нахмурилась.

– Я чувствую себя неловко, – продолжала она. Руки ее слегка дрожали, отчего колыхались широкие рукава ее блузки. – Это неприятно – часами оставаться в одной и той же одежде.

– Выпейте, по крайней мере, с нами кофе, – разочарованным тоном сказал Пьер.

– Хорошо, – согласилась Ксавьер.

Пьер заказал три кофе. Взяв круассан, Франсуаза стала откусывать его маленькими кусочками; у нее не хватало духа произнести любезную фразу. Раз двадцать она уже проживала такую сцену, ее заранее тошнило и от того воодушевленного тона, и от тех жизнерадостных улыбок, которые она ощущала на своих губах, и от поднимавшейся в ней раздраженной досады; Ксавьер с сонным видом смотрела на свои пальцы. В течение долгого времени никто не проронил ни слова.

– Что ты делала с Жербером? – спросил Пьер.

– Мы поужинали в «Грий» и определили наш маршрут, – ответила Франсуаза. – Думаю, мы отправимся послезавтра.

– Вы опять отправляетесь карабкаться на горы, – мрачным тоном сказала Ксавьер.

– Да, – сухо отвечала Франсуаза. – Вы находите это нелепым?

Ксавьер подняла брови.

– Если вам это нравится, – произнесла она.

Снова наступило молчание. Пьер с тревогой взглянул на одну, потом на другую.

– У вас одинаково сонный вид, и у одной, и у другой, – с упреком сказал он.

– Это не самое подходящее время, чтобы встречаться с людьми, – ответила Ксавьер.

– Однако мне помнится один очень приятный момент, который мы провели здесь в такой же точно час, – заметил Пьер.

– О! Это было не так уж приятно, – возразила Ксавьер.

Франсуаза прекрасно помнила то утро с мыльным запахом: именно тогда ревность Ксавьер впервые проявилась открыто; после всех усилий обезоружить ее, сегодня Франсуаза вновь сталкивалась с ней, во всеоружии. В эту минуту не только ее присутствие, но даже само ее существование Ксавьер хотелось бы устранить.