Отражение тайны - Дмитрий Градинар

– Ах, у Кииинга… – протянул профессор. – Этот ваш Кинг… он что, инженер, что ли? – слово «инженер» так и сочилось пренебрежением и язвительностью, которые испытывали теоретики от науки к «презренным техникам» – практикам.

Йенсен задумался. Честно говоря, профессии писателей были последним, что его интересовало, когда он приступал к чтению. Особенно фантастики.

– Ммм… не знаю, – признался он. – Может, и да… – Бутте расплылся в торжествующей ухмылке. – А может, и нет…

Улыбка сменилась на презрительную гримаску.

– Так он даже и не учеееный… – еще более пренебрежительно, чем раньше, протянул профессор. – Тогда понятно, почему он пользуется этими пошлыми и, прошу отметить, не имеющими ровно никакого отношения к действительности терминами…

– Ну, справедливости ради… – Йенсен несколько обиделся. Ведь что греха таить, он и сам постоянно использовал эти слова. А как иначе, если читатели привыкли именно к «телепортации», «нуль-транспортировке», а не это… как тут настаивал профессор… ммм… «передача субчастиц на расстояния, отличные от нуля». – Справедливости ради: это не просто термин, а масскультурное наименование определенного процесса, которое укоренилось в сознании людей как конкретный стереотип, что не имеет никакого отношения ни к научной, ни к псевдонаучной его коннотации!

Профессор уважительно взглянул на него и протянул стакан. Йенсен тайком выдохнул. Семинары философского факультета не прошли даром, но формулировать такие длинные импровизации для него было несколько утомительно, – хотя бы физически. Просто не хватало воздуха в легких.

– Хорошо, хорошо, – миролюбиво сказал Бутте. – Пусть будет телепортация… Так что там, в том рассказе?

– Ну, там при… – Йенсен запнулся и взглянул на профессора. – …при телепортации… – на лице Буттса ничего не отразилось, и Йенсен бодро продолжил: – …оказалось, что при телепортации человек видит вечность.

Повисла пауза.

– И? – спросил профессор.

– Вечно видит вечность, – пояснил журналист.

– И?

– В результате сходит с ума и умирает, – упавшим голосом завершил Йенсен.

– А, – ответил Бутте.

На этот раз пауза была дольше.

– Кошмар, – меланхолично прервал ее профессор.

– Угу, – поддакнул журналист.

– Вы этим как бы попытались намекнуть, что при использовании моего аппарата может произойти что-то подобное? – подозрительно насупился Бутте.

– Но нельзя же исключать такую возможность? – резонно ответил Йенсен.

– А как там, в этом вашем рассказе…

– Кинга, – уточнил журналист.

– Не важно, – махнул рукой Бутте. – Так как там выяснили, что именно вечность… а потом сумасшествие и смерть?

– Ну, добровольцы, – пожал плечами Йенсен.

– Что, так сразу? Я так и думал, ничего этот ваш Кенг…

– Кинг.

– …ничего этот ваш не смыслит в науке. Ни вот на столечко, – профессор показал кончик пухлого пальца.

– Нет, ну почему же… – обиделся за Кинга Йенсен. – …до этого были… не помню, давно читал… кажется, мышки… или морские свинки… нет, точно мышки…

– Мышки рассказывали про вечность? – саркастически осведомился Бутте.

– Нет, – сухо сообщил Йенсен. – Они просто умирали. – А, – коротко ответил профессор и задумался.

Опять повисла пауза. Профессор продолжал думать о чем-то своем, а журналист снова перевел взгляд на аппарат.

Со стороны это больше напоминало два дверных проема. Модернистских, хромированных, оплетенных проводами самых разных цветов и самой разной толщины, с какими-то мерцающими панельками и вспыхивающими лампочками, – но, как ни крути, все-таки дверных проема. Более того, Йенсен подозревал, что под всеми этими проводками, панельками, лампочками, таймерами и прочей непонятной технической мишурой скрывались как раз две самые банальные дверные рамы.

Надо бы потом посоветовать Буттсу обратиться к дизайнерам, что ли, чтобы это все выглядело более… внушительно. По-научному как-то… Как надо, в общем. Как и должна выглядеть машина телепортации. Все-таки фантастические фильмы сделали свое дело. Никто не полезет в хромированный дверной проем. А вот в какую-то навороченную штуку – с удовольствием. Наверное, надо еще вон там налепить побольше ламп, сойдет даже елочная гирлянда на первое время, а воооон туда – прикрепить какой-нибудь второй таймер, хотя бы и кухонный, кто разберет во всеобщем ажиотаже. Зато выглядеть будет на порядок суровее, значимее, научнее и, конечно, денежнее.

– А еноты? – вдруг спросил профессор.

– Мммм? – рассеянно отозвался Йенсен.

– Еноты сойдут за мышек?

– В каком смысле? – не понял журналист.

– Еноты не умирали и не сходили с ума, – пояснил профессор. – Кажется. Я не специалист по душевным болезням енотов, знаете ли.

– Вы…использовали… енотов? – с ужасом догадался Йенсен.

– Ну да, – спокойно кивнул ученый.

– А почему… почему не свинок? Не мышек? Не котят, в конце концов?

– Ну, кто рядом водится, тех и использовал, – пожал плечами Бутте.

Йенсен закрыл глаза и представил, как кругленький профессор носится по лесу с мешком енотов, и ему стало жутковато.

– Но… как?

– Что «как»?

– Как вы их добывали?

– Сами приходили, – коротко сообщил профессор.

– Сами? Как?

– Вы бы тоже сами пришли, если бы вам предложили блюдечко с молоком.

Йенсен опасливо посмотрел на стакан виски перед собой и быстро прикинул в уме, не является ли тот аналогом блюдечка с молоком.

– Ну и… как еноты? – осторожно осведомился он.

– Нормально, – пожал плечами профессор. – Долакивали свое блюдечко и уходили восвояси.

– А потом?

– А потом приходили снова.

– А как вы узнавали, что это те же еноты?

Профессор посмотрел на него, как на умственно отсталого.

– Разумеется, я их помечал.

– А, – сказал Йенсен.

Повисла очередная пауза.

Йенсен подумал, не допить ли ему свой виски, но что-то его останавливало.

– Ну, хорошо, – миролюбиво сказал он. – Но – как?

– М? – рассеянно откликнулся Бутте. – Что «как»?

– Как вы… – Йенсен покрутил рукой. – Как вы придумали все это? И вообще, как это работает?

Лицо профессора приняло одухотворенное выражение.

– Только попроще, – предупредил журналист. – Совсем проще. Я бы даже попросил – примитивно.

Бутте задумался.