Трон императора. История Четвертого крестового похода - Николь Галланд

— Люди приходят в храм и чувствуют величие Бога, — произнес Ионнис, жестом указывая на церковь.

Было непонятно, это упрек или продолжение экскурсии.

— Выходит, Господь — ужас? — изумленно спросил я, а потом, придя в себя, добавил: — Можешь не отвечать.

Ионнис пожал плечами и оглядел темнеющее небо, словно раздумывая, куда теперь податься.

— Так что, идем к переправе?

— А разве есть выбор? По-моему, мне не позволили болтаться одному по городу.

Он снова пожал плечами.

— Да, одному нельзя. Но со мной — можно, если хочешь что-то посмотреть. Ты и твой друг — вы мне нравитесь, хотя ты ворчун. Не плохой человек, а просто ворчун. Как там это слово — «принуждение»? Так ты принужденный. По крайней мере, удрученный. Понимаешь меня?

— Мое удручение связано с женщиной. Понимаешь меня?

— А мое — с городом, — сказал юноша.

— Ты победил, — сказал я с сарказмом, но вполне искренне. При этом был сам себе был противен. — У тебя более серьезное несчастье, чем у меня.

Его встревожил мой сарказм (он, как и Грегор, по своей природе не воспринимал иронию).

— Это большой город, здесь много людей, много святынь. За всю историю нас так часто атакуют, что мы даже не считаем, но до сих пор ни одна армия не побывала здесь, как сейчас. Мы думали, все, что может случиться, уже случалось в прошлом, и поэтому, когда оно случается вновь, мы знаем, как действовать, — смотрим, как проблема разрешалась тогда, и делаем то же самое теперь. Все срабатывает, и мы идем дальше. Понимаешь меня? Мы помним прошлое, учимся у него, используем его. Но это… — Он безнадежно махнул рукой на восток, где на другом берегу бухты разбила лагерь армия. — У этого нет прошлого. Поэтому никто не знает, что делать.

Его лицо светилось в сумерках тревогой. А глаза (они были даже темнее, чем у Джамили) как-то пугающе поблескивали. Он молил меня решить проблему или хотя бы успокоить его. Мне хотелось чем-то обнадежить его, но любые мои слова стали бы ложью.

— Жаль, не могу тебе помочь, — сказал я.

Ионнис с минуту сверлил меня пристальным взглядом, затем кивнул и покорно пожал плечами.

Потом его взгляд скользнул мимо меня, и лицо озарилось удивлением. Он вскинул руки и принялся махать ими, как безумный, тому, кто приближался к нам за моей спиной. А потом пришла моя очередь удивляться, ибо Ионнис, наш неулыбчивый маленький грек, расплылся в улыбке.

Я обернулся. Сквозь толпу к нам поспешно пробирался хорошо одетый, хорошо причесанный сокамерник Отто из Влахерны, Бровастый, а за ним едва поспевали двое слуг. Я подумал, что он бежит ко мне, но нет, ему нужен был Ионнис: эти двое с криками бросились друг к дружке, крепко обнялись и чуть ли не заплясали по кругу, хлопая друг друга по спине, а потом расцеловались. Похоже, я присутствовал при воссоединении семьи.

Возможно, так и было. Я достаточно владел греческим, чтобы уловить какую-то родственную связь между ними, хотя Мурзуфл был гораздо старше и явно имел более высокий ранг. Обращаясь к нему, Ионнис произносил слово, означавшее «дядя», а потом добавлял еще другие, не известные мне слова. Как только они прекратили радостно скакать и Мурзуфл перестал теребить щеки Ионниса, словно паклю, юноша вспомнил про меня и поспешил представить.

Мурзуфл вновь оживился и кинулся обниматься, но уже без того истерического восторга, который вызвал у него молодой Ионнис.

— Блаженный из Генуи! — проголосил он, облапив меня, как медведь.

От него пахло экзотическими пряностями — особенно от великолепной и на этот раз тщательно завитой рыжей бороды. Теперешнее его платье мало отличалось от тюремной тоги — разве что выглядело поновее и сидело получше. Зато форсу в нем было хоть отбавляй.

— Мой избавитель!

Он повернулся к Ионнису и быстро что-то пояснил ему на греческом. Лицо юноши выразило благоговение, он упал на колени и поцеловал край моей туники.

— Не надо! — всполошился я. — Прошу! Бровастый, откуда ты знаешь этого парня? С чего это он целует мою тунику?

— Он жил в моем доме еще мальчишкой, — ответил Мурзуфл и подал знак Ионнису, как охотничьему псу, чтобы тот меня отпустил. Юноша, вновь обретя молчаливую серьезность, поднялся с земли, но его взгляд был по-прежнему прикован ко мне. — Я рассказал ему, как ты позаботился о том, чтобы меня отпустили. Он сын моего старинного друга, остался сиротой, вот и воспитывался в моем доме таким же негодником, как я, пока меня не бросили в тюрьму восемь лет назад. После этого мы узнавали друг о друге только благодаря письмам и слухам до этой самой минуты! Он вылитый отец, иначе я бы его ни за что не узнал! Теперь он самостоятельный, хороший мальчик, студент, да? — Он ласково стукнул Ионниса по затылку; юноша робко улыбнулся. — И практикуется в языках с настоящими чужестранцами! — Он похлопал Ионниса по руке. — Идешь на коронацию?

Ионнис помрачнел и, покачав головой, ответил что-то по-гречески.

— Э, э, э, — замахал рукой Мурзуфл. — Говори так, чтобы наш друг понимал.

— Я не хожу на коронации, которых не одобряю, — произнес Ионнис по-французски.

— А я тебе скажу, — заговорил Мурзуфл тоже по-французски, — лучше эта коронация, чем никакой. Именно благодаря этой коронации я, твой благодетель, выпущен из тюрьмы. И узурпатор исчез. Он не годился для Станполи.

— Новый узурпатор будет лучше? — спросил Ионнис.

— Скоро узнаем, — ответил Мурзуфл.

Мне показалось, что они немного рисуются, так дерзко разговаривая перед одним из представителей (каким я им, наверное, казался) захватнической армии.

— Он сын Исаака, а Исаак, в свою очередь, был слабым правителем, но хорошим воином и желал всем добра, так что не все так плохо. Чем больше мы знаем, тем лучше. Поэтому ты сейчас пойдешь со мной в храм, встанешь вместе с остальными придворными и узнаешь все, что сможешь, наблюдая за нашим царевичем. Тогда у тебя появится собственное мнение, потому что ты сам что-то увидел и понял, а не слушал других. Да? Не верь никому, даже если услышишь что-то от меня самого. Ты должен всегда решать сам. Да? Только так можно быть хоть в чем-то уверенным в этом мире. Да? И чему только тебя учат в твоем университете? — Он расхохотался и по-дружески стукнул Ионниса в бок. — А теперь идем. Блаженный, пойдешь с нами? А после отпразднуем!

Я покачал головой.

— Идите без меня. Желаю хорошо провести время.

— Постараемся.

— Тебе небезопасно одному быть в городе, — предостерег меня Ионнис.

— Еще чего! Он ведь проныра, — радостно объявил Мурзуфл. — Ну ладно, теперь мне пора заняться глупым мальчишкой. Не тобой, Ионнис, а царевичем. Другого у нас нет, поэтому остается надеяться, что этот не так уж плох. — Он усмехнулся и хлопнул меня по плечу. — Рад был повидаться, Блаженный! А где твоя женщина?