Трон императора. История Четвертого крестового похода - Николь Галланд

— Это была бы пустая трата времени, — прошептала она в ответ, нервно озираясь. — Маркиз тогда просто забрал бы меня вновь.

— Ты что, не можешь сделать так, чтобы он потерял к тебе интерес? Почувствовал бы к тебе отвращение?

Она бросила на меня какой-то странный взгляд, с большой долей сарказма, но вслух ничего не сказала — значит, сочла мое предложение смехотворным.

— Тогда что мне сказать Отто? Нам нет от него покоя.

Лилиана изменилась в лице. На секунду она стала той, прежней, а потом усилием воли снова нацепила на себя маску непроницаемости и ответила:

— Скажи ему, чтобы нашел себе другую женщину. Все равно с самого начала было ясно, что нам быть вместе недолго. Вскоре я стану слишком старой, чтобы привлечь его внимание. Все происходит быстрее, чем казалось, только и всего. Те усилия, что он потратит, дабы вернуть себе свою шлюху, не стоят того короткого времени, что нам осталось провести вместе. Бонифаций на двадцать лет старше меня, поэтому с ним у меня совершенно другой счет.

— Позволь уточнить. Ты любишь Отто, а он любит тебя, но ты останешься с Бонифацием по довольно глупой причине. Я что-нибудь пропустил?

Она смотрела на меня несколько секунд, а потом на ее лице появилась та прежняя улыбка — полусочувственная-полувеселая.

— Ты видишь собственную историю, когда на меня смотришь. Если я вернусь к Отто, то, по-твоему, это означает, что Джамиля должна вернуться к тебе.

Я заморгал и взволнованно прошептал:

— Что ты знаешь о Джамиле? Бонифацию сказали, что она погибла при пожаре в Пере.

Лилиана ужаснулась, но, увидев, что я качаю головой, успокоилась, лишь нервно вздохнула.

— Он ничего не рассказывал… Впрочем, он мало о чем мне рассказывает. — Она помолчала. — Что же касается твоего вопроса, то я сразу поняла по твоему лицу, что она ушла от тебя.

— Теперь представь то же самое выражение на лице Отто.

— Ты знаешь множество шлюх, неужели не можешь найти для него кого-нибудь более подходящего возраста? — спросила она, теряя терпение. — Кого-нибудь, чье присутствие у него в палатке не вызовет гнева у его предводителя.

Она прошла мимо меня и была такова. С того раза, стоило мне появиться в шатре у Бонифация, она под каким-нибудь предлогом уходила.

Всю неделю Бонифаций не приглашал Грегора к себе и не принимал его, когда тот просил аудиенции каждое утро громким голосом. Тогда Грегор прибегнул к старому приему — попытался возглавить военные учения, считая это эффективным способом распространения своего мнения (или, как в прошлом, якобы своего мнения). Но и здесь его ждала неудача: люди, с которыми он обычно проводил учения, совсем недавно прошли проверку в бою и теперь, получив наконец-то достаточно провизии, считали себя в отпуске. Большинство из них даже не подумали покидать палатки в августовскую жару. Не сумев настроить соратников по оружию против бездействия, Грегор не оставлял попыток добиться встречи с Бонифацием, но все время получал отказ.

На четвертый день, в очередной раз не получив аудиенции, Грегор остался стоять на виду у Бонифация (так как полог шатра всегда был открыт, чтобы впустить ветерок) и потребовал встречи с маркизом так громко, что Отто, как он потом говорил, услышал его на другой стороне холма, где тренировал лошадей. Трубный глас Грегора прервал мое тысячное исполнение «Календы мая», за что я был ему благодарен. Бонифаций отреагировал тем, что сразу опустил полог шатра, чтобы не видеть Грегора. Через несколько минут, когда Алексей отбыл во Влахерну, Бонифаций поехал с ним.

Утром Грегор ушел из шатра, чтобы поразмышлять немного наедине перед встречей с Балдуином Фландрским. Я с неохотой потащился к Бонифацию, чтобы предложить свои услуги на день, в основном от нечего делать, к тому же теперь я лишился собственных инструментов (самолично уничтожив их), поэтому, если мне хотелось помузицировать, приходилось идти на поклон к тем, у кого эти инструменты были.

Но Бонифация в шатре не оказалось. Его слуга повел меня по холму к Балдуину Фландрскому — именно туда, куда Грегору вскоре предстояло явиться для частной беседы. Там я узнал, что состоится совет с императором Алексеем (можно подумать, будто этот совет сам себя созвал!). Дандоло, ненавидевший всякие собрания с Алексеем, выразил пожелание, чтобы я потихоньку наигрывал в уголке — так, по крайней мере, он мог хоть как-то отвлечься. Мне это польстило.

В шатре собрались епископы, Алексей, Дандоло, Бонифаций и около пятидесяти баронов, включая Балдуина, — все они кого-то ждали. Только я начал играть, как ввели Грегора, одетого для пущей выразительности в наряд пилигрима — длинную рубаху и сандалии.

Грегор опешил при виде такой толпы: пребывая в уверенности, что направляется на личную беседу с Балдуином о скорейшем отправлении в Святую землю, он и оделся соответствующим образом, но здесь, перед лицом всей этой знати, его наряд внезапно превратился в шутовской. Особенно смехотворно он смотрелся в обществе Алексея, который оделся роскошнее обычного и был в новой паре пурпурных туфель. Мальчишка постоянно поправлял корону, но не потому, что нервничал, а из желания привлечь к ней внимание всех присутствующих.