Трон императора. История Четвертого крестового похода - Николь Галланд

Я поморщился.

— Она не моя женщина.

— Да? — поразился он. — Что же с ней случилось? Она ведь так хотела, чтобы ты залез к ней под юбку, сразу было видно — уж я-то в этом хорошо разбираюсь. Ты ее оскорбил? Ты такой, можешь.

Я покачал головой и кисло улыбнулся.

— Длинная история, расскажу как-нибудь в другой раз. Рад был повидаться, Бровастый.

Мурзуфл внезапно переключил все внимание на мою особу.

— Мы должны вернуть ее тебе, — решил он, пронзая меня взглядом. — Прежде чем армия покинет нас — а это будет скоро, слава богу, не обижайся, — мы с тобой обязательно должны найти друг друга и выпить как следует, и я научу тебя, как заманить любую женщину в мире к себе в постель.

Я грустно, но вежливо улыбнулся, и он понял, что я ему не верю.

— Нет, серьезно! — распетушился Мурзуфл. — Не сейчас, так как нам нужно идти на коронацию, но завтра или послезавтра я тебя разыщу, и мы поговорим об этом… и о других делах, — добавил он, посерьезнев. — А до тех пор, Блаженный… — Он многозначительно погрозил мне пальцем. — Не куксись из-за какой-то женщины, тем более той, которая, как я уверен, хочет заполучить тебя. Ты вернешь ее довольно скоро. Она умная и знает, что вы с ней пара.

Ионнис хоть и волновался о моей судьбе, но все же я один возвращался к переправе, или в Венецианский квартал, куда на самом деле и хотел попасть, надеясь случайно натолкнуться на Джамилю. Ничего такая случайная встреча нам не дала бы, но одержимость не очень считается с реальностью. Однако по дороге назад я безнадежно заблудился. Толпы на улицах помешали мне сориентироваться, и я понятия не имел, куда шел, зато совершил довольно продолжительную экскурсию по беднейшим районам, где иностранец чувствует себя чужаком, а не гостем, осматривающим достопримечательности. Наконец стало ясно, где нахожусь, когда случайно вышел в долину с акведуком. После этого, значительно отклонившись на север, я добрел до гавани, нанял перевозчика и вернулся в лагерь, решив больше не рисковать в бесплодной попытке отыскать единственную женщину среди сотен тысяч.

— Ладно, ладно, — сердито сказал я, когда Грегор пересказал свой разговор с маркизом.

Пришлось отказаться от намерения свернуться калачиком на полу и помечтать о Джамиле, по крайней мере, на время, пока буду играть в шатре у Бонифация.

В тот день — как и на следующий, а затем каждый день в течение недели — Алексей переправлялся через бухту на королевском парусном судне и проводил полдня в шатре у Бонифация, где, могу вам с уверенностью заявить, Его Недавно Коронованное Императорское Сопливое Величество (в пурпурных туфлях и пурпурных одеяниях) почти все время играл в азартные игры, напивался и неуклюже флиртовал со всеми женщинами подряд, включая Лилиану (которая, разодетая в роскошные наряды и с застывшей улыбкой на лице, избегала на меня смотреть и вышла из шатра в тот единственный раз, когда мне удалось ей подмигнуть). Каждый вечер мы по нескольку раз исполняли любимую песню его величества. Он был в восторге оттого, что я знал и византийские, и восточные мелодии. Его вкусы также странным образом тяготели ко всему германскому, но я и тут не подвел, включив в свой репертуар ритмичные аллегорические песенки про соколов, липовые деревья, шипы, язычников и прочее.

Маркиз сам никогда не напивался и, видимо, с каждым разом все больше приходил в ужас от поведения Алексея, но все же продолжал разыгрывать этакого благодушного папашу. В первый же день, как он и обещал Грегору, маркиз действительно завел разговор об оставшихся деньгах. Но, видя, как расстроился его величество, услышав о деньгах, он ни разу больше об этом не заговаривал — такая странная слабость как-то не вязалась с Бонифацием. Получалось, что его почему-то устраивает состояние неопределенности. Ради Грегора мне захотелось узнать почему.

Я сомневался, что Лилиана оставалась у маркиза только по собственной воле, но не верилось, что она чувствует себя несчастной здесь, где ее так баловали. К этому времени меня привыкли видеть среди лизоблюдов, наводнявших шатер маркиза, поэтому я мог свободно передвигаться по его личной территории. Как-то вечером, через несколько дней после коронации, я сослался на то, что мне необходимо облегчиться, а сам пошел на женские голоса и в конце концов оказался возле открытой кухни, где столкнулся лицом к лицу с Лилианой.

Она появилась из самой темной палатки, заменившей буфетную, с новым кувшином вина для пьяниц из компании Алексея. Наряд на ней был роскошный, но очень откровенный, напоминавший арабский стиль, — ярко-синий, усыпанный жемчугом, без рукавов. Вместо юбки — три больших овальных куска ткани, едва закрывавших колени и грозивших открыть все до пояса при порыве ветра.

— Какая прелестная туника, — спокойно произнес я вместо приветствия. — А денег на полный наряд у Фацио не хватило?

Лилиана охнула и резко остановилась.

— Неужели жемчужины — от его величества? Продукт одной устрицы в обмен на услуги другой?

Сознавая, что мы не одни, она взяла себя в руки и ответила в полный голос:

— Чего ты хочешь, маленький лютнист? Скопил гроши, чтобы купить час моего времени?

Она улыбнулась своими восхитительно полными губами, но как-то неестественно, чуть ли не подобострастно.

— Какова теперь твоя цена, госпожа? — поинтересовался я и, слегка понизив голос, добавил: — Знаю одного парня, готового отдать свою печень, лишь бы…

Улыбка на ее лице чуть дрогнула.

— Пусть побережет ее для кого-нибудь помоложе.

Я приблизился на шаг и рискнул прошептать:

— Хочешь, вызволю тебя отсюда?