Страсти по России. Смыслы русской истории и культуры сегодня - Евгений Александрович Костин

хотя некоторые и с трудом, в пространство авторских когнитивных полей, и долго не дают покоя читателю, на которого обрушивается вся эта круговерть информации, художественных образов, персонажей.

При этом, П. Глушаков вовсе не обременяет нас категориальными суждениями, подводя черту под каждым своим сопоставлением. Он делится с нами замечаниями, соображениями, какими-то опасениями эстетического – но не только – рода: вот, несколько раз у него пробивается на поверхность повествования гоголевский Вий, и автор в очередной раз выписывает вслед за Гоголем железное лицо невесть какого существа, умудрившегося далее трансформироваться в символ страшного времени последних двух столетий.

Любопытен механизм проведения подобного анализа. Автор обладает как бы особым биноклем, какой он поворачивает к материку литературы и искусства то одной, то другой его стороной, и послушная оптика или неимоверно увеличивает художественную ткань произведения и в ней становятся виды различные вкрапления, инклюзы, использованные уже в каких-то иных текстах, или вдруг – мгновенно – удаляется от них, помещает все это, пристально рассмотренное, на фоне общего ландшафта культуры, где и происходит окончательное сцепление «мотивов, сюжетов, героев», конкретных исторических деятелей.

Этот эффект исследовательского зрения, какой обнаруживается у П. Глушакова, не так прост, как кажется вначале. Помимо потребности – то приблизить, то отдалить от себя художественный осколок чего-то более крупного, надо держать в голове общую картину движения литературы и уметь пользоваться своим инструментом.

Выверенность сопоставлений нигде не говорит о поверхностности, проведенный анализ свидетельствует о высокой филологической культуре, вкрапление личной интонации нигде не переходит в фамильярность отношений с будущим читателем. Словом, «поглотитель» текста книги П. Глушакова получит истинное удовольствие от встречи с этой талантливо написанной книгой, расширит свои представления об истории русской литературы, уточнит свои соображения о тех или иных ее авторах. Она в равной степени обращена как к профессионалам, так и к обыкновенному любителю русской словесности. И ни тот, ни другой не будут разочарованы при встрече с нею, а напротив, существенно обогатятся новыми, во многом, смыслами, открытыми П. Глушаковым в своих прогулках по разнообразным закоулкам и заповедным тропам русской литературы.

О мифологии ухода гениев

Предисловие к книге: С. Шпокявичюс, М. Ивинская «Байрон, Пушкин, Мицкевич: смерть и судьба» (СПб.: Алетейя. 2019)

Автору данного предисловия еще не приходилось писать вступительных строк к книгам подобного рода. Она по-своему уникальна и предназначена для самых разнообразных читателей, и не только интересующихся историей литературы или этапами развития медицины. Интерес, который она может вызвать, на грани обывательского взгляда и профессионального подхода. Тут сходятся исследовательская практика и любопытство многих людей. Собственно, кого из любителей искусства, особенно поэзии, а их миллионы, не занимают ключевые перипетии жизни и смерти писателей, которые не просто стали гордостью своих национальных литератур, а самым решительным образом повлияли на язык, менталитет народа, создали произведения, вошедшие в золотой фонд своих культур – английской, русской и польской.

Эта книга начинается с очерка об обстоятельствах заболеваний и смерти двух выдающихся поэтов Англии и Польши, а также о смертельном ранении на дуэли гения русской литературы. Имена этих писателей говорят сами за себя – Байрон, Мицкевич и Пушкин. На них покоится фундамент ведущих европейских литератур в новейшее время. Трудно без них, их творчества, представить историю каждой из этих культур. И поэтому их уход из жизни изучается с особым пристрастием, анализируется каждым поколением ученых-филологов, культурологов. Особенно пристально это рассматривается при взгляде на колоссальную фигуру Байрона, ушедшего из жизни в 36 лет. В случае с русской культурой – это закат ее «солнца», Пушкина, в неполных 37. Кажется, что для Мицкевича, умершего в возрасте 57 лет, это не выглядит столь катастрофическим, как в случае с английским и русским поэтом, но, тем не менее, обстоятельства его смерти также изучаются как бы «под микроскопом» в польской филологии и историографии.

В культуре, которая в целом более, чем другая деятельность человека, концентрирует в себе духовные поиски, процессы самосознания, определяет идеалы для значительного числа людей, уход из жизни, смерть какого-либо выдающегося писателя, философа, живописца, скульптора, музыканта – из ряда тех, кто реально повлиял на развитие всей национальной, а то и мировой, культуры, подчас превращается в определенного рода миф[16].

Не только их жизнь, их достижения в искусстве становятся значительным фактом прежде всего национальной культуры, но и прекращение их деятельности, насильственное, случайное, не «обязательное» для логики их существования, начинает осмысляться в каждой из культур как повод понять, а почему это произошло, как это повлияло на дальнейшую судьбу литературы и культуры.

При взгляде на персонажи предлагаемой читателю книги очевидно, что ни Байрон, ни Пушкин, ни Мицкевич не реализовались в творческом смысле полностью, они не «выговорились» до конца, потенциально они были готовы создавать свои шедевры и дальше. Для каждого из них года перед смертью были наполнены исключительными достижениями в эстетическом отношении. В их черновиках, заметках, набросках осталось немалое количество замыслов самого высокого свойства. Понятно, что всякая культура, пусть даже и богатая другими талантами и дарованиями, не может себе простить ранний уход из жизни своих гениев. Это становится своеобразным комплексом вины для культуры – «не уберегли».

Всегда возникает искушение представить, а что могло бы быть еще создано, написано, изъяснено в национальном характере, менталитете, какой герой не дождался своего воплощения, какие эстетические красоты и возможности родного языка не были проявлены в этой неосуществившейся будущей жизни гениев. Тем более, что речь в данном случае идет о ключевых фигурах для каждой из литератур – английской, русской и польской.

Это не праздные для культуры вопросы, поскольку через творчество гениев такого уровня происходит концентрация духовных усилий всего народа, он открывает в себе новые возможности не только художественного воплощения национальной психологии, характера, образа мысли, но и кристаллизует все эти потенции на будущее. Это внешне, поверхностно, кажется, что поэты уровня Байрона, Пушкина, Мицкевича есть всего лишь новые художественные образы, сравнения и прочие красоты эстетического рода, – вовсе нет, истинный национальный поэт угадывает и намечает направления и перспективы развития языка и культуры всего народа, во многом формирует его ментальный облик.

Поэтому культурная мифология, обращенная к феномену «ухода, смерти» ведущих поэтов и носящая, как кажется на первый взгляд, несерьезный характер – «а что было бы, если бы о н и не ушли так рано», на самом деле анализирует существенные стороны развития национальной культуры, национального менталитета. Да и в целом человеческий материал такого масштаба, как вышеупомянутые гении мировой литературы, предстают в сознания общества как некоторый идеал, определенная цель совершенствования человека.