Глоток страха - Анна и Петр Владимирские

Глаз незнакомца не было видно под капюшоном. Однако в какой-то момент бармен решил, что посетитель смотрит в сторону барной стойки, и знаком показал — «ваш кофе». Незнакомец не спеша поднялся, подошел. Не присаживаясь на высокий табурет и не снимая капюшона, взял филижанку, выпил горячий ароматный напиток. Затем, не произнеся ни слова, направился к служебному входу.

— Эй! Ты куда? — поспешил за ним бармен, машинально сжимая в руке недочитанную книгу.

В тесной подсобке, перед запертой дверью в винный погреб незнакомец резко обернулся, края его капюшона раздались вширь — на долю секунды бармену показалось, что на него напала гигантская летучая мышь. Что-то блеснуло и схватило его за шею, тупо клацнуло.

Боль вспыхнула ярким светом и тут же стала гаснуть, гаснуть, утекать горячим водопадом по груди.

Он падал в черную дыру винного погреба бесконечно долго. А когда упал, то увидел, что мать Иисуса накрывает его своим белым покрывалом. И успокоился.

…

но надо же поднять упавшего…

не может быть, чтобы…

и воздуха, воздуха…

Нет!..

…Вера Лученко ахнула, открыла глаза и села на кровати. Сердце колотилось как сумасшедшее, перед глазами прыгали картинки — падающий бармен, полутемная кофейня, человек в капюшоне… Фу, это же сон!.. Слава богу, всего лишь сон. Но откуда такие страсти, интересно знать? Конечно, виноват проводник с его газетами и рассказами про вампира. Наслушалась…

Она огляделась. Зрение, видимо, еще не проснулось — глаза не могли сфокусироваться. Показалось, что в темном углу притаилась летучая мышь. Снова бешено заколотилось сердце и вдруг замерло в спазме, кожа покрылась противными пупырышками. Гнетущий животный страх перехватил дыхание… Но со страхом Вера справляться умела. Решительно спрыгнула с кровати, резко вдохнула воздух, медленно выдохнула и пошла в угол, который ее так напугал. Дверь, стул, телевизор… На стуле брошена Верина серая полудубленка, отороченная серебристой лисой.

Страх сжался и обиженно спрятался куда-то за затылок. Так ему и надо, нечего пугать… Смотрим дальше: задернутые шторы, незнакомая уютная обстановка. Широкая кровать, слева шкаф… Тумбочка с настольной лампой. Ага, это же гостиничный номер. На часах половина первого… Дня? Ночи?

Память потихоньку включалась, показывая вначале маленькие и тусклые, затем все более яркие картинки. Рано утром они с Лидой приехали во Львов. Туман, сыро, холодно… Вдобавок еще темно. Сонная Лученко была уверена, что они прокатятся на симпатичном трамвайчике, но Завьялова только рассмеялась — «Ты что?» — вытащила мобильный телефон и набрала номер. Через минуту откуда-то вынырнул мужчина, что-то заговорил, отнял у них все сумки и потащил на привокзальную площадь, потом усадил в машину — Вера не разглядела, в какую именно, — и повез по узким, почти пустым на рассвете улочкам. Казалось, они едут медленно, но минут через пять водитель высадил их у цирковой гостиницы «Арена»,

Там уже было шумно, несмотря на раннее утро. Весело и с гвалтом вселялись в номера участники фестиваля. Все бурно обнимались, целовались, хлопали друг друга по плечам, курили, шутили. Актриса на минуту оставила Веру на диванчике и ушла «выяснять», как она загадочно сообщила. «Пойдешь искать своих мужчин из "треугольника"»? — спросила Вера. «Посмотрим, — бросила Лида. — Мамсуров все равно будет жить не здесь, а в "Гранд-отеле". Он же спонсор». «Ага, почти небожитель», — усмехнулась Лученко и устроилась поудобнее. Из дальнего угла холла было удобно наблюдать за гостиничной суетой.

Между приезжими металась молоденькая девушка, администратор фестиваля. Какой-то толстый господин в коричневой шубе подошел к ресепшену с паспортом и заполненной карточкой гостя. Ему протянули ключ от номера, и он громогласно произнес:

«Номел — глиста глидцать гли!»

На него оглянулись, кто-то хихикнул. Толстяк остановил пробегавшую мимо распорядительницу. Грозно насупив брови, он навис над ней, мрачно допытываясь:

«Вы налочно поселили меня в номел, котолый я не могу выговолигть?»

Девушка оторопело уставилась на него.

«В какой номер? Что вы не можете?»

«В глиста глидцать глетий!» — багровея, ответил постоялец.

«Я не понимаю, какие глисты?» — изумилась администратор.

«Вы с ума сошли! Я вам говолю, мне дали номел, котолый я не состоянии плоизнести! Понимаеге, как можно с моей дикцией поселять меня в глиста глидцагть глетий номел?!»

Лученко сочувственно, но с невольной усмешкой наблюдала за картавым гостем и распорядительницей фестиваля. Все свидетели этой сцены тоже не сдержали веселья. Девушка, надо отдать ей должное, быстро успокоила толстяка и вернулась к другим участникам фестиваля.

У столика с табличкой «Аккредитация» толпились аниматоры, Завьялова внезапно возникла внутри этой группы. Она с кем-то здоровалась, кому-то улыбалась, пожимала руки, целовалась — словом, находилась в своей стихии.

Вера вспомнила, что в этот момент ей отчего-то стало тяжело. Может, она почувствовала себя чужой на празднике кинематографистов? А может, это из-за группы людей, с виду командировочных — они торопливо спускались по лестнице с чемоданами и сумками, были чем-то озабочены и переговаривались. Донеслись обрывки фраз: «Я в этот город больше ни ногой!» — «Да, теперь охотников не найдется…» — «Позор, почему милиция бездействует?» — «Если пришли вампиры, то милиция не поможет!..» Вокруг них на мгновение образовалась тишина, но девушка-администратор громко заговорила, отвлекая внимание фестивалыциков, и шум вновь заполнил уши.

«Андрей сейчас успокоил бы меня, — подумала Вера. — Поиздевался бы над глупыми слухами о вампире. А может, увез бы меня из Львова на всякий случай, хотя и не суеверен. Постарался бы уберечь».

Вера нахмурилась. «Он и в Крым меня с собой не взял, оберегал, понимаете ли. А всегда ли это нужно — беречь? Вот прямо от всего и ото всех закрывать? Тьфу!.. Опять об одном и том же».

Мысли об Андрее не давали покоя. Царапал рассказ проводника о странных случаях в городе. Слабая с утра воля не могла отодвинуть эти мысли и защититься от царапин… Вера совсем скисла. Поэтому, когда ей вручили ключ от номера, она сказала Лиде, что хочет отдохнуть, что не может в такую рань быть коммуникабельной. Поднялась на свой этаж, бросила вещи и провалилась в сон.

Выходит, она проспала часа три? М-да… И сон плохой. «Не к добру этот сон с убийством, — подумала Вера. — Не припомню, чтобы мне снились подобные сны». Она хмыкнула: «Надо сходить к самой себе на прием. А для начала займем мозги и руки обыденными, привычными движениями».

Она умылась, разложила вещи по местам, переоделась. Посмотрела в окно. Оно выходило во двор гостиницы. Вверх поднимался холм, весь укрытый седой бородой замерзшей травы. Внизу, во дворе виднелись какие-то гаражи и подсобные помещения. Все острые углы были скрыты плавными овалами и дугами снежного покрова.

«Зачем я здесь? — подумала вдруг Вера. — Я так же нужна этому фестивалю, как рыбке джакузи. Ей и так хорошо… Здесь ведь все свои. Кино, вино, домино… Ну, не домино, конечно. И все же… Встречи, речи. Хлеб- соль, наверное, или как это у них бывает. Кинотеатры. Счастливые зрители. Автографы. Фотографы. Цветы. Интервью. Поклонники. Журналисты… Короче говоря, лучи славы. При чем здесь я? Тьфу!.. Начинается "перепиливание опилок". Срочно чем-то себя занять! А, вот: организую-ка я завтрак, плавно переходящий в обед. И потом прогулку. Мы с Лидой не позавтракали в поезде, несмотря на настойчивые уговоры проводника. Лидка, понятно, непременно хотела завтракать с фестивальщиками. Но я-то совсем не обязана сковывать себя обязательными ритуалами среди чужих людей».