Бутырка. Тюремная тетрадь - Ольга Романова

Вечером в камеру зашли вызванные мною сантехники. Формальный повод для вызова — протечка раковины. Я поинтересовался у них, почему отключили воду. Они опустили глаза в пол, сказали, что приказ. Я спросил, сколько времени потребуется, чтобы воду включить? Ребята ответили мне, что наверху идет ремонт камеры и сколько времени уйдет на это, они не знают. Тогда я задал более конкретный вопрос — сколько? — Блок «Парламента». — Хорошо, говорю, договорились. А когда вода будет? Ребята сказали — часа через два сделаем. Сделали, не обманули.

18.01.09

Сегодня по дороге на суд я познакомился с бизнесменом Л. Он сидит здесь столько же, сколько и я, и статья та же, 159 часть 4. Я спросил — что не поделили? Да вроде, говорит, все делили. С М. не договорились (это генерал МВД) по долларам. Я посчитал, что платить не нужно вообще, а мне сейчас пытаются объяснить обратное. В общем, я пожелал ему удачи, а он мне.

* * *

Сегодня у меня день рождения. Мой друг Макс сделал мне отличный подарок — возможность поговорить с женой по телефону. Вот окончание одного из местных поздравлений мне: «Тюремное братство, хоть это и странно звучит среди нормальных людей, делает отношения чистыми. Желаю тебе крепкого здоровья, это твое самое главное богатство».

Настроение подпортило сообщение жены, что заказчик моего дела обещал посадить и ее, если она будет стараться каким-то образом мне помочь.

28.01.2009

Каждый день, прожитый в тюрьме — это «День Сурка». С утра до ночи и с ночи до утра все повторяется изо дня в день: проверка, завтрак, прогулка, и т. д. и т. п. Ночью — «дорога»: переписка с друзьями и просто арестантами. Поэтому когда в течение дня происходят какие-либо события, будь то приход адвокатов, выход в церковь или что-нибудь еще, это всегда вызывает положительную реакцию, так как появляется хоть что-то новое. Даже периодически возникающие проверяющие «сверху» вызывают неподдельный интерес, а в большинстве случаев они стимулируют затухающее чувство юмора.

Вот и сегодня один из таких дней. Тормоза (дверь в камеру) открылись где-то в 8.30, часа за полтора до прихода проверки. На пороге майор службы режима. «Ну что, — говорит, — ребята, сегодня будет проверка, поэтому приведите в камере все в порядок. Прежде всего, снимите бельевую веревку». Далее, как обычно, следует просьба убрать книги куда подальше, а на видное место поставить продукты. Через некоторое время в камеру заходит уже подполковник, замначальника тюрьмы по режиму. Его взгляд останавливается на решетке: непорядок, говорит он. Надо снять с решетки пакеты с продуктами. Я пытаюсь объяснить, что в камере нет холодильника, и продукты могут испортиться. Он сдается — придет за пять минут до проверки, тогда точно нужно будет все убрать, а пока пусть висят. Следующим в камеру заходит и.о. начальника тюрьмы (начальник в отпуске, на моей памяти пятый раз за полгода), он же наш оперативник. «Какие ко мне вопросы?», — интересуется он с традиционной скукой. Я объясняю, что без холодильника сложно. Он начинает меня уговаривать: все, мол, будет хорошо, если не говорить о холодильнике проверяющему. Не понимаю я смысла в потемкинских деревнях. Ну да ладно, посмотрим.

Проверяющий офицер оказался не единственным посетителем нашей камеры на сегодня. Он осмотрел камеру, остался доволен: чистенько, говорит. «Ну что, к вам сейчас придет ТВ и представители Общественной палаты. Они будут задавать вам вопросы: у вас все должно быть хорошо. Если на что есть жалобы — говорите лучше мне и сейчас все решим». По выражению его заплывшего жиром лица — да и по опыту — понятно, что решать он ничего не будет. Главное — не ударить в грязь лицом перед ТВ и Общественной палаткой.

Перед уходом взгляд офицера останавливается на нашем шкафчике для продуктов. Дело в том, что, так как мы вынуждены были убрать книги в сумку для хозтоваров, то мы были вынуждены эти хозтовары — в основном туалетную бумагу, рулонов 20 — выставить наверх шкафа. Это не дело, говорит — туалетную бумагу надо тоже убрать. Мы говорим, что можем убрать ее только в шкаф для продуктов, так как других свободных мест в камере нет. Про себя думаю: здорово, если «общественная» проверка поинтересуется качеством нашего питания и откроет шкафчик для продуктов.

Телевидение (Первый канал) зашло после обеда. Впереди представитель Общественной палаты — женщина, похожая на учительницу начальных классов. И вопросы, как в начальных классах. Складывается впечатление, что ответы на них она знает заранее, а задает вопросы исключительно для камеры, в смысле телевизионной камеры. Как дела, хорошо ли кормят? Я отвечаю за всех. Говорю чистую правду. Кормят очень хорошо, так как родственники делают передачи. Поэтому с качеством пищи местной столовой ознакомиться пока не было возможности. На прогулки выводят, в храм тоже (мне вообще грех на это жаловаться, так как выводят чаще остальных). То, что в камере очень холодно, не производит ни на кого никакого впечатления. Не возникает и вопросов, где мы храним эти самые продукты, которые нам передают родственники. Никто не спрашивает, как мы сушим вещи, а также как умудряемся открывать окно, на котором нет ни одной ручки. Зато «госпожу педагога» очень интересует, есть ли у нас настольные игры и какие книги мы читаем. Я показываю роман Дмитрия Быкова «ЖД». Мне говорят — очень хорошо, видимо, даже не понимая, что за книгу я держу перед телекамерой.

В соседней камере проверку и сопровождающих ждет шок. Член Общественной палаты, привыкшая, видимо, что ее водят по образцовым камерам, не замечает в этой камере плазменного телевизора, дорогой косметики, продуктов из «Глобуса Гурмэ». В конце концов, душа — что в четырехместных камерах на Бутырке встречается крайне редко (мне известно не более о чем 10 таких камер). «Госпожа педагог» явно не понимает, куда попала — иначе я не могу объяснить вопрос, который ею был задан заключенным: «Как вы относитесь к программе социальной реабилитации заключенных? Какие, на ваш взгляд, курсы и предметы туда стоит включить?». Один из заключенных, М., откровенно ответил, что он после освобождения не собирается участвовать в конкурсе на замещение вакантной должности дворника, а побыстрее уедет из страны и рассмотрит предложения по финансированию оппозиционной прессы, о чем до своего ареста он не думал.

31.01.2009

Сегодня довольно холодно. Перед тем как выходить на прогулку, старшой всегда ходит по камерам со стандартным вопросом: Гулять идем? Это делается для того, чтобы рассчитать, какое количество смен должно быть на прогулке, так как прогулочных двориков на всех не хватает — обычно выводят гулять в 3–4 смены. Сегодня обращение старшого звучит необычно. «Там очень холодно, замерзнете. Гулять не рекомендуется. Что решили?». После таких слов все желающие погулять уложились в одну смену. Текст старшого про погоду никак не свидетельствует о его заботе о нас — скорее, о себе, так как старшие сопровождают прогулку и гуляют вместе с нами, но только с другой стороны.