"Мы не дрогнем в бою". Отстоять Москву! - Валерий Киселев
Шрифт:
Интервал:
– Калько я у тебя забрал, – не поздоровавшись, сказал он Шапошникову, – Андросенко оставил в Святом. Давай выходи с Осадчим восточнее Алешенки и будешь наступать на Навлю.
Гришин был очень возбужден, и хотя Шапошникову было обидно и неприятно, что командир дивизии отдавал приказы через голову командира полка, все же решил промолчать. И так все было на нервах который день.
Когда Шапошников с батальоном Осадчего вышел на рубеж развертывания для атаки на Навлю, к нему снова прискакал на коне полковник Гришин. Он был даже без охраны.
– Противник вон на той опушке, возможно – до батальона. Атаковать будешь полем.
Шапошникову еще не приходилось выслушивать приказы и выполнять их в такой спешке, на ходу, хотя вроде бы чего только с ним не бывало с начала войны.
– Лесом же удобнее, – возразил он Гришину, – а так, в поле, перебьют, как зайцев.
– Лесом пойдет другая дивизия. У тебя отвлекающий удар, – тоном, не терпящим возражений, отрезал Гришин.
– Да у меня на фланге семьдесят автомашин пехоты противника, раздавят нас, если пойдем полем!
– Выполнять приказ! – оборвал Гришин Шапошникова и стал садиться на коня.
– Осадчий! – позвал Шапошников комбата-2. – Готовься к атаке через поле. Батальон разверни пошире. И не торопись, понял?
– Да чего он хочет-то? Не понимаю! – рассердился Осадчий, слушавший в стороне весь разговор с командиром дивизии.
– Бесполезно с ним сейчас спорить. Не знаю, что у него сейчас за планы.
Как только батальон развернулся на опушке для атаки через поле, на фланге показалась группа немецких танков.
– Осадчий! Немедленно уводи батальон в лес! – закричал Шапошников. – «Хватит и этой демонстрации».
Подъехал на уставшем коне командир взвода разведки лейтенант Шажок.
– Никакого соседа справа у нас нет, товарищ капитан, – доложил он Шапошникову.
«Ну вот, а обещал дивизию… – с досадой подумал Шапошников. – Зачем было обманывать? Сказал бы прямо, что атака батальона – демонстрация, чтобы отвлечь немцев от главных сил дивизии».
– Товарищ капитан, – к Шапошникову подошел лейтенант Тюкаев, – представитель штаба армии вас спрашивает.
Шапошников узнал полковника Ивашечкина.
– Какую выполняете задачу, капитан?
– Готовлю атаку в направлении Навли, – ответил Шапошников.
– Какие силы у вас под рукой?
– Батальон.
– Приказ отменяю. Следуйте с батальоном прямо по просеке, там, километрах в трех, найдете штаб армии. Будете его охранять.
– Слушаюсь, товарищ полковник, – с облегчением воскликнул Шапошников. Этот приказ означал, что, по крайней мере, в ближайшие часы ни он, ни его люди не погибнут напрасно. – «Теперь надо Гришина искать…»
– Бакиновский! Берите взвод Шажка и поезжайте найдите полковника Гришина. Доложите, что Ивашечкин снял нас отсюда на охрану штаба армии.
Найдя штаб армии в густом ельнике, припорошенном снегом, Шапошников представился первому попавшемуся полковнику.
– Займите батальоном круговую оборону по всему периметру расположения штаба, – приказал полковник.
«Ну вот, еще не лучше: потом батальон и не собрать будет», – огорчился Шапошников.
В лесу, где расположился штаб 3-й армии, бродили группы людей, что-то зарывали, жгли какие-то бумаги, тут же ели, сидя на снегу. Многие спали на нарубленном лапнике, прижавшись друг к другу.
Вечером полковник Гришин сам нашел Шапошникова. С ним было несколько конных.
– Ты как здесь оказался? Почему меня не искали?
– Полковник Ивашечкин приказал охранять штаб армии.
– Срочно собирай батальон и выводи его вот сюда, смотри на карту… – Гришин открыл планшет, – Борщево – Литовня. Здесь будем прорываться. Ищи меня в домике лесника вот здесь. Жду завтра к восемнадцати часам. Пойдем ночью. – Гришин нахмурился и тяжело вздохнул: – Есть сведения, что против нас действуют части еще двух дивизий кроме восемнадцатой танковой. Да, обстановочка… Надо бы изо всех сил держать сейчас Гудериана за хвост, а то он и до Москвы дойдет…
Гришин, когда узнал, что они в окружении, подумал, что гитлеровцы свои главные силы бросили вперед, по большаку на Тулу, но это оказалось не так, и против них были оставлены крупные силы, так что надеяться в этот раз на легкий выход из окружения было нечего. Была лишь надежда, что выйти на восток лесами будет все же проще.
– Что делать с обозом? – спросил его Шапошников.
– Все еще таскаешь? Давно пора бросить. Возьми все, что можно, продовольствие прежде всего, а остальное – закопать или сжечь.
624-й стрелковый полк майора Тарасова, 11 октября брошенный под деревню Алешенка для нанесения отвлекающего удара, мысленно был списан Гришиным с баланса сил дивизии, поэтому он удивился и обрадовался, когда комиссар полка Михеев нашел его днем 14 октября в лесу под Литовней.
– Как ты нас нашел? Задачу выполнил? Что с полком? – быстро спрашивал его Гришин.
– Бой вели весь день одиннадцатого. Уничтожено до трехсот гитлеровцев, тридцать пять автомашин, четыре орудия, две бронемашины, танк, – хмуро и устало докладывал Михеев. – Держались бы и еще, но к противнику из Навли подошло сильное подкрепление: двадцать танков и до двух батальонов пехоты.
– Потери большие? – спросил его Гришин.
– Почти ничего не осталось. Раненых двадцать повозок…
– Да, плохо. Сейчас мы пойдем на прорыв, будешь идти вторым эшелоном. Где у тебя командир полка, не потеряли? – спросил Гришин. – Не прозевайте, когда прорвемся, а то останетесь здесь.
Михеев пошел к своим людям. Колонна его полка, сбившаяся повозками в кучу, на первый взгляд представляла внушительную силу, но боеспособность ее равнялась нулю. Люди были измотаны до предела, раненые на повозках стонали, беспрерывно просили пить, медики еле держались на ногах от усталости, атмосфера и настроение были гнетущими. Все понимали, что близятся события, которые решат судьбу каждого, кто оказался в этом лесу.
Старший лейтенант Шкурин, или, как его звал Михеев, Саша, потому что он годился ему в сыновья, в 624-м полку находился всего три недели, но успел зарекомендовать себя настоящим бойцом и коммунистом. Под Алешенкой он по своей инициативе принял командование ротой, когда командир был ранен, дрался умело и отчаянно: почти все автомашины из тех тридцати пяти были уничтожены его ротой, сам Шкурин гранатой подбил бронетранспортер, да и немцев уложил с десяток. За этот день он ни разу не вспомнил, что он не командир стрелковой роты, а уполномоченный особого отдела полка.
– Сколько у тебя сейчас в роте людей? – спросил его Михеев.
– Двадцать два человека, политрук Кравцов и я.
– Саша, тебе придется идти на прорыв последним: надо обеспечить вывоз раненых. Сам сопровождай повозки и смотри за всем. Я в тебя верю…
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!