Огненный тыл - Александр Тамоников

Уже смеркалось, когда на пути возник разрушенный аэродром. Взлетно-посадочная полоса представляла собой распаханное поле, всюду зияли котлованы.

На краю аэродрома ютились постройки, выделялись силуэты нескольких бипланов. Немцы их даже уничтожать не стали. Советские власти сами все сделали. Совершенно не важно, способны ли эти самолеты подняться в воздух. Вертикальный взлет пока не придумали. Командование само загнало собственную авиацию в тупик. Самолетам негде было разогнаться, чтобы взлететь.

Количество пригодных к использованию аэродромов к лету 1941-го катастрофически сократилось. Прошедшей зимой в московских «верхах» было принято решение построить на ряде аэродромов приграничных округов бетонные полосы. Для мирного времени в этом был смысл: в межсезонье грунтовые аэродромы раскисали, и нормальное обучение пилотов становилось проблемным.

В условиях надвигающейся войны подобные решения были форменным вредительством! Только в Киевском Особом округе 45 полей из 63 превратились в котлованы. Работы шли ни шатко ни валко, никто не думал, что аэродромы понадобятся срочно. Это казалось невероятным…

На поле царило запустение. С другой стороны, вблизи леса, мелькали огоньки, сновали тени, работал дизельный генератор. Лезть на рожон определенно не стоило.

Двинулись вдоль опушки. Аэродромное поле осталось сзади. Разведчики залегли в заросших травой канавах, стали всматриваться в темнеющий воздух.

Пространство насыщала немецкая речь, бряканье посуды. На опушке выделялись неподвижные силуэты бронетранспортеров. Там вспыхивали фонари, сновали фигуры механиков. То и дело заводились двигатели, тарахтели на холостом ходу. Из отдельных реплик можно было понять, что техника нуждается в ремонте. На краю аэродрома стояло небольшое моторизованное подразделение. Как-то не похоже было, что оно готовится к наступательным действиям.

Группа отступила в лес. Ершов по приказу Шубина развернул рацию, и в эфир ушло очередное сообщение о дислокации немецких частей. В свете фонаря Глеб делал пометки на карте. Немецкие и венгерские подразделения располагались в шахматном порядке, и просочиться между ними труда не составляло. В глубь лесистой местности немцы не совались.

Темп движения снизился. Люди тяжело дышали. С наступлением темноты идти по лесу стало невозможно. Приходилось выбираться на открытые участки, преодолевать их бегом.

Деревня Теплый Ключ, отмеченная на карте, возникла в поле зрения в начале двенадцатого. Темнота уже сгустилась, начиналась ночь. Группа осталась в низине, Глеб в одиночку вскарабкался на косогор, достал бинокль.

К ночи ароматы луговых трав потеряли остроту и уже не щекотали нос. Деревня лежала метрах в двухстах, в покатой низине. За ней возвышалась стена леса. Теплый Ключ был небольшим селением, но в нем когда-то работала животноводческая ферма – ее приземистые строения смотрели на мир пустыми глазницами окон. Покосилась деревянная силосная башня с островерхой крышей. Ферма находилась на северной окраине деревни. Как грибы, торчали из земли ветхие избы. Гулял волной плетень. Растительность во дворах не отличалась густотой. Электричество отсутствовало, но в отдельных окнах что-то рябило – свечи, керосинки или по старинке – лучины. Стояла тишина, не мычал скот, не брехали собаки. Вряд ли там были немцы. Они не могут вести себя тихо – нация шумная, хотя и приученная к порядку. Да и выставлять засаду им вроде не на кого.

Шубин сполз за косогор, снова развернул карту, вооружился фонарем. Глаза устали, приходилось постоянно моргать, избавляясь от въевшейся мути. Он отыскал Теплый Ключ, уперся в него пальцем, чтобы больше не потерять. Западный лес на карте значился – зеленая полоса шириной в два километра. Далее – Днепр, и на той же широте – Ратниково. Никаких дорог между населенными пунктами, но это не значило, что их нет. Топографические карты страдали погрешностями, многие объекты и коммуникации на них попросту не отражались.

Соблазн одним рывком добраться до Ратниково был велик. Двадцать минут по лесу, и они на месте. Но где тут эта чертова дорога? Логика подсказывала, что она должна быть. Пусть не та, что ведет от моста (последняя на карте обозначалась и убегала вдоль Днепра на север), но что-то ведь должно связывать два соседствующих населенных пункта? В противном случае перспектива невеселая: два километра на юг до дороги, выход к Соловьевской переправе, где делать совершенно нечего, и снова две версты на север…

Он тихим свистом подозвал бойцов.

– Климов, веди ребят в обход деревни с южной стороны. Закрепиться на опушке, ждать. Чусовой, Дубровский – за мной…

Группа разделилась. Основная часть скрылась за косогором. Остальные двинулись по прямой. Остаток пути до плетня пришлось ползти. С восточной стороны грудились сараи, вздымался бурьян. В высокой траве валялся мусор. Поднимать шум и ломать ноги в планы разведчиков не входило – пришлось огибать деревню с юга.

Между лесом и вереницей избушек тянулась проселочная дорога. Фасады жилищ были обращены в эту сторону. К большому огорчению, в лес дорога не сворачивала – шла вдоль опушки. Вполне вероятно, что она смыкалась с трассой от Соловьевской переправы.

– Товарищ лейтенант, не стоит будить лихо, – прошептал благоразумный Дубровский. – Нет тут никакой дороги. Пробежимся шесть километров, привыкать, что ли?

– Можем не успеть, – Шубин глянул на часы. – К тому же местность, по которой ты предлагаешь «пробежаться», занята немцами.

Интуиция в этот час отдыхала. Лейтенант испытывал мучительные колебания. Разведчики крались вдоль палисадников. Деревня помалкивала. Избушки в основном дощатые, законопаченные соломой, ограды – с дырами. У забора громоздилась груда осиновых поленьев. Одинокое развесистое дерево возвышалось между лесом и дорогой. Из растрепанной ветром скирды торчали вилы. К избам прижимались утлые сараи, грядки кое-где были возделаны. В первых двух домах жизнь отсутствовала, а может быть, сельчане уже спали. Протяжно завыла собака на задворках – вой оборвался. Осталась еще живность в русском селении…

– Подсолнухи незрелые, – посетовал за спиной Чусовой, – а то бы нарезали, скоротали бы дорожку…

Подсолнухов было море – целые заросли. С покосившихся электрических столбов свисали провода – значит, план ГОЭЛРО воплощался и здесь.

В третьей по счету избе были заколочены окна и двери, бурьян достигал человеческого роста. Следующая изба выглядела сносно: добротная, в отличие от соседских, с крепкой крышей. Палисадник был вычищен от мусора и сорняков. Из свинарника в глубине огорода доносилось глухое похрюкивание.

Внезапно Шубин остановился и замер. Встали и остальные разведчики. Донесся отдаленный гул. Шла машина, а возможно, целая колонна. Откуда доносился шум, определить было трудно. Звуки отражались от леса, распадались, создавалось ощущение, что гудит везде. Это могла быть дорога в районе Соловьевской переправы. Гул затих примерно через минуту. Глеб еще какое-то время напряженно вслушивался.