Модистка королевы - Катрин Гюннек

Проклятая площадь… Говорили, будто она считалась самой красивой в мире. Существуют такие скверные места, которые словно притягивают несчастья. Улицы, дома, площади… Площадь Людовика XV — одно из таких мест. Она привлекает смерть.

После великой свадьбы наш магазинчик буквально наводнили клиенты. Люди приезжали даже из Аббевиля, чтобы сделать в Париже необходимые покупки. Среди них были мадемуазель Делатр, мадемуазель Дайе, месье де Фремикур, месье Преконт, семья Дюплу и Андрл.

Мне удалось избежать предначертанной судьбы. Во мне видели огромный талант, способность превратить дурнушку в богиню. Такого рода комплименты ласкали слух, и мне было от чего задрать нос. Многие считали меня высокомерной. Были ли они неправы? Я знала за собой этот грех, я стала надменна, числились за мной и другие грехи. Но такова жизнь, а я — всего лишь живой человек. Вы надеялись услышать что-то другое?

Я никогда не играла в ложную скромность, и, когда говорили, или сейчас говорят о моем «таланте», у меня нет ни малейшего желания отрицать это. Многие, намного более жестокие, чем я, считали меня спесивой, и у них, наверное, были на то основания. Как у скульптора или художника, у меня было чувство формы и цвета. С помощью одного только цвета можно творить чудеса, и мне это удавалось. Вдохновение и техника были неотъемлемой частью моего творчества.

Мне приятно вспоминать о лестных именах, которыми наградил меня Париж. Божественная, несравненная, единственная и неповторимая… Это были всего лишь слова, но какой восторг они у меня вызывали! Я шла по коридорам Версаля, и вслед за мной неслась сладкая мелодия чудесных эпитетов. Господа Глюк[36]и Пиччинни[37]вполне могли бы почувствовать волнение, ведь более прекрасной музыки не существовало.

Я одевала самых высокопоставленных лиц королевства и будущую королеву Франции! Я была бы абсолютно счастлива, если бы не болезнь матери и не нескладные любовные дела. Я чувствовала на себе груз забот и работы, но в то же время необыкновенную легкость, эйфорию. Моя жизнь была наполнена знатными принцессами и яркими переменами.

Мне уже исполнилось двадцать пять лет, а маленькой наследнице скоро должно было исполниться семнадцать. В это время мы встретились и по-настоящему познакомились. Именно с этого момента начинается моя история.

Существует один портрет[38]Марии-Антуанетты, который полностью характеризует ту эпоху. На этом полотне она изображена в охотничьем костюме малинового цвета с кружевными воротником и манжетами. Детские округлые щечки, полные губы, еще не до конца оформившийся нос, большие голубые глаза, немного надменный взгляд. Это была Мария-Антуанетта, но в парадной форме. Не следует верить всему, что рассказывают о ней, и думать, будто наследница родилась с книгой туалетов в руках[39]. На следующий день после свадьбы, нужно признать, она продемонстрировала досадную небрежность в манере одеваться. Мария-Антуанетта часто выходила растрепанной и без корсета. Этот предмет туалета был настоящим мучением, к которому она еще не привыкла. Корсеты, как тиски, сжимали тело от бедер до лопаток, ужасно стесняя грудь, заставляя невыносимо страдать. Они делали женскую талию осиной, но сковывали походку и движения. Принцессам голубых кровей, однако, не прощали ни невнимания к одежде, ни ненадлежащей манеры держаться, и градом посыпались команды:

— Держитесь прямо!

— Поднимите подбородок.

— Опустите глаза. Немного. Не так сильно…

— Никакой фамильярности. Держите дистанцию, всегда помните об этом.

Такова профессия королевы. Эти наставления влекли за собой другие, не менее назойливые. Их давали наследнице мои покровительницы. Маленькой девочке предстояло стать принцессой. И ее гардероб должен был способствовать этому. Быстрее! К хорошему портному! И дело в шляпе. Мои таланты расхваливали, и вскоре меня попросили поработать над утренним туалетом наследницы.

Это были два долгих года после ее свадьбы.

Поначалу меня принимали в апартаментах графини де Мизери.

Я следила за собой и выглядела красиво, в ту эпоху это было несложно. Я стала немного жеманной, но только слегка. Следовало всегда помнить о своем положении и никогда не выходить за рамки. А в моей ситуации предъявлялись особые требования. Ремесло обязывало меня выглядеть всегда хоть и скромно, но элегантно. Правило номер один гласило: нельзя затмить клиентку. И это я должна была соблюдать в те дни особенно четко.

Мне никогда не забыть нашу первую встречу. Говорили, что принцесса очень хороша собой, и это было действительно так. В первую очередь привлекали внимание свежий цвет лица и прозрачная кожа. У Марии-Антуанетты были большие глаза, и она смотрела на мир удивленно и немного высокомерно. Ее волосы называли золотистыми, мне же принцесса показалась рыжеватой блондинкой. Наследница наверняка пользовалась рисовой пудрой, стараясь скрыть красноватый оттенок волос, упрямо выступавший наружу. Уверяю вас, Версаль, как и вся Франция, ненавидел рыжих, даже брюнеток. Не быть блондинкой означало обладать серьезным физическим недостатком.

Не помню, что Мария-Антуанетта сказала мне в начале нашей первой встречи. Но я до сих пор слышу ее звонкий смех. Я вижу удлиненный овал лица, высокий лоб, пухлые губы, безупречную шею.

Это была маленькая девочка, которая словно светилась изнутри, она еще не усвоила всех правил этикета и, прикрываясь веером, зевала со скуки. Мадам де Ноай, «мадам Этикет», как называла ее наследница, считала, что Австрия посмеялась над нами, доставив дикарку, выкроенную из довольно грубой материи. Эта придворная дама утверждала, что Мадам склонна к безумным выходкам, и она пожалуется королю. Ах! Старая шлюха, мелочная, злобная, она пообещала сделать это и наверняка сделала! Но старый король твердо решил любить наследницу и был слишком слаб перед лицом молодости и дерзости.

Мадам Антуанетта обладала закаленным характером и пылкой душой, спрятанной в теле ребенка. Я не устояла перед ее юным очарованием и поклялась любить принцессу, служить ей верой и правдой. Я знала, что очень скоро она отплатит мне за мою любовь. Уже во время первой нашей встречи мне выпала честь получить большой заказ. Стоил он огромных денег.

Постараюсь описать мое отношение к деньгам, поскольку определенно они все путают. Как и все люди, особенно бедные, вначале я очень хотела денег. Затем мною стала двигать в большей степени любовь к ремеслу. Еще позднее на первом месте оказалась любовь к королеве. Деньги делали меня независимой, дарили мне уважение и комфорт. Деньги удовлетворяли мое тщеславие, а я, признаюсь, была тщеславна. Никого не обкрадывая, не делая сбережений, я зарабатывала достаточно, и мне это очень нравилось. Но первое опьянение успехом было уже позади.