Требуется влюбленное сердце - Марина Крамер

– Соледад Сергеевна, скажите, а в последнее время в поведении Дарьи ничего не изменилось?

– В Дашкином – нет, а вот Витя… – Матюшкина умолкла на секунду, выпустила колечко дыма. – Витюша стал какой-то нервный, мы связывали это с уменьшением заказов в его агентстве. У него частная охранная контора, а сейчас мода на личных охранников прошла. Соответственно, денег стало куда меньше, а у Дашки, наоборот, дела пошли лучше: сумасшедшие мамаши ведут к ней своих чадушек в надежде на карьеру Водяновой в перспективе, – чуть усмехнулась Соледад, и Лена вспомнила, что примерно это же вчера говорил и Никита. – Не мне вам рассказывать, как зачастую болезненно реагируют мужчины на успехи жены, особенно если у самих дела идут не очень.

– И что, Виктор Жильцов именно из таких?

– Елена Денисовна, – чуть наклонившись вперед, произнесла Соледад, внимательно глядя Лене в лицо, – человек привык быть первым, главным, сильным – и вдруг… Жена, которая раньше без него шагу ступить не могла, начинает зарабатывать едва ли не больше, уезжает в какие-то поездки, на съемки, на конкурсы красоты среди детей – кому это понравится?

– Он ревновал ее?

– А то! Дашка на втором курсе выиграла конкурс красоты, ее портретами в городе все было оклеено, неужели вы не помните? – Лена отрицательно покачала головой, и Матюшкина продолжила: – Все, что прилагается к подобному событию, у Дашки в жизни тоже возникло: поклонники, букеты, маньяки. Они с Витей на этой почве и познакомились, он ей охранника тогда бесплатно предоставил, ну а потом и сам стал ухаживать. Дашка красивая, таким всегда все само в руки плывет.

К Лениному удивлению, Соледад произнесла это без тени зависти, как бывает обычно даже у близких подруг, одна из которых чуть красивее или чуть удачливее другой. Нет, Соледад, судя по всему, не испытывала зависти к более красивой подруге.

– Витя ее, конечно, баловал очень, но Дашку это не испортило. Мы много лет вчетвером дружим, и никто из нас не заметил никаких перемен – ни Ирина, ни Лера, ни я. Дашка относилась к нам по-прежнему, мы часто всей компанией у них время проводили, даже когда у девчонок собственные семьи появились.

Лена отметила эту оговорку – по всему выходило, что сама Соледад до сих пор не замужем. Отсутствие кольца на соответствующем пальце об этом не свидетельствовало, а вот такая оговорка – вполне.

– Витя, конечно, старше нас всех, прилично старше, – продолжала Матюшкина, – но этого совершенно не замечалось в компании. Правда, в последнее время… – она опять на секунду умолкла, словно что-то припоминая, – да, в последнее время он стал какой-то мрачный, что ли. Знаете, как будто у человека внутри происходит борьба, а он старается это скрыть от окружающих и изо всех сил пытается казаться прежним. Именно казаться, потому что быть прежним он уже не может.

– А в чем это выражалось?

– Скажем, он стал говорить с Дашкой с оттенком раздражения. Словно каждое ее слово причиняет ему боль. Перестал обнимать ее при нас, хотя раньше не стеснялся проявлять чувства. Даже за столом старался сесть не с ней. Если честно, – чуть понизив голос, сказала Соледад, – мне временами начинало казаться, что у Дашки кто-то есть и Витя подозревает ее в измене.

«Интересно, что сказала бы сейчас в ответ на это предположение мадам Брусилова», – подумала Лена, делая пометки в ежедневнике.

– А вы?

– Что я? – Матюшкина вытянула из пачки новую сигарету.

– Вы не подозреваете свою подругу в возможном, хм, адюльтере?

Матюшкина выпустила очередное колечко дыма, внимательно проследила за тем, как оно тает, поднимаясь к потолку, и, красиво держа на отлете руку с сигаретой, сказала твердо:

– Даже если я и подозреваю, то ни за что не стану говорить об этом.

– Почему?

– А вам непонятно? У вас есть подруга, Елена Денисовна? Вот такая, чтобы как сестра?

Лена, разумеется, тут же вспомнила Юльку Воронкову – это был как раз тот случай.

– Да, – кивнула она, – есть.

– Тогда вы меня поймете. Даже если близкий тебе человек оступается, ты ни за что не станешь обсуждать его проступок с кем бы то ни было и постараешься найти ему оправдания.

– Даже если близкий человек совершил преступление?

– А Дашка – совершила? – И в голосе Матюшкиной Лена не уловила ни удивления, ни интереса, ничего.

– А если допустить?

– Бросьте, Елена Денисовна, я ведь знаю, что следователи так не работают, – усмехнулась Соледад, придавливая окурок в пепельнице. – Вы бы не пришли ко мне, если бы не подозревали Дашку в чем-то. Или – Витю? Я скорее поверю в то, что Витюша что-то натворил, чем в то, что это сделала Дашка, – даже теоретически.

«А ты за что-то не любишь мужа ближайшей подруги, дорогая Соледад, – подумала Лена. – Хоть и стараешься скрыть это».

– И почему вы так думаете?

– Потому, что никогда не верила в эту глупую теорию про тихий омут и чертей. У Дашки никогда не было второго дна, понимаете? Она – как на ладони, простая, бесхитростная. Мне кажется, она даже соврать не смогла бы – во всяком случае, я такого за ней никогда не замечала.

– Допустим. – Лена сделала очередную пометку в ежедневнике. – А Виктор?

Соледад задумалась. Лена внимательно следила за тем, как меняется выражение ее лица, но на нем, казалось, вообще не отражались эмоции – простое, круглое лицо, такие принято называть «крестьянскими».

– Виктор… Виктор-Виктор… – произнесла наконец Соледад. – Знаете, мне всегда казалось, что он не настолько правильный, каким хочет показаться. Вот у вас когда-нибудь было ощущение, что человек настолько хороший, что вам от его «хорошести» хочется матом крыть? А мне вот в Витином присутствии регулярно хотелось вывернуть что-нибудь этакое, чтобы у него лицо вытянулось и нутро наружу показалось.

– Странно.

– А ничего странного. Не верю я в идеального мужчину, уж простите, – чуть раздув ноздри курносого носика, сказала Соледад. – Мне всегда казалось, что он только прикидывается таким, лапшу всем на уши вешает, а на самом деле другой – жестокий, способный на любую крайность.

– Даша вам жаловалась?

– Даша? Жаловалась? – переспросила Матюшкина и расхохоталась: – Ой, я вас умоляю! Да если даже что-то там и было, вряд ли Дашка стала бы ломать этот тщательно выписанный лубок, о чем вы! Для нее вот это все внешнее очень важно: преуспевающая бизнес-леди, муж – тоже успешный бизнесмен, приемная дочь – умница и красавица, не жизнь, а глянцевая обложка.

– Кстати, простите за этот вопрос, но почему у них нет совместных детей?

– Потому что Дашка решила не рожать до тридцати пяти. Жизненная позиция, знаете ли, как в Европе. Мол, пока молодые, надо пожить для себя, поездить, посмотреть, что-то испытать. Да и Олеську на ноги поставить. А потом можно и о собственном ребенке задуматься. Ирка с Леркой ее, кстати, осуждают за это.