Бронте - Ирина Георгиевна Ярич

неё тягостнее, и Мэри поняла, почему Шарлотта всегда стремится уединиться, если предоставляется такая возможность. Она не любит учениц, и заниматься с ними ей совсем не нравиться.

Шарлотта вспомнила недавний случай и поделилась с подругой впечатлением.

— Сидела как-то я в раздевалке, думала о моих родных. Смеркалось. Скоро стало совсем темно. И вдруг мне стало страшно. Темноту, пронизывал лунный мерцающий луч. Знакомая комната преобразилась в какой-то иной мир, наполненный таинственными и мрачными видениями, казалось, они скользили около меня, а слух улавливал шелест крыльев. Я сидела охваченная ужасом… С тех пор настроение моё стало унылым. Меня одолевают мрачные мысли. Я не могу никак забыть этот ужасный мрак. С большим трудом засыпаю на короткий миг, сон от меня бежит.

— Шарлотта, дорогая, я не знаю, чем тебе помочь. Может, обратишься к доктору?

— Ах, Мэри, я уповаю лишь на помощь Бога.

— Приезжай тогда к нам, отвлекись от своих школьных дел.

— Спасибо, моя милая, но с ученицами я прохожу трудный раздел и, чтобы усвоить хорошо урок требуется много повторений.

— Но мисс Вулер вместо тебя мне пообещала ещё на Троицын день, что в следующую пятницу ты нас непременно посетишь.

— Хорошо, Мэри, я приду к вам. А в воскресенье в церкви мы встретимся с Эллен, ведь и она меня много раз приглашала, и пойду к ней.

— И следующие выходные мы вместе проведём, — радостно пропели девушки.

Встречи с дорогими сердцу Шарлотты людьми — роскошь, которую она себе позволить считала не в праве. Частенько при свете догорающей свечи Шарлотта писала им письма и перечитывала адресованные ей, будь то тихий вечер, или, когда ветер, завывая, нещадно сгибал стволы стройных тополей и трепал ветви лип.

Порой Шарлотта задумывалась, анализируя свой характер, и приходила к выводу, что она всё больше становится раздражительной. Эта черта не давала ей покоя и очень её печалила. «Я изо всех сил скрываю, не показываю своей досады на девочек медлительных, плохо соображающих и как же меня раздражают слишком шумные и любопытные до всего ученицы, но туповатые на уроках. Как я ни держу себя в руках, раздражение лишает равновесия, далеко не могучее, моё здоровье. Очень часто я молю Господа помочь мне побороть недостатки своей натуры, которые делают меня несчастной, но пока, увы», — сокрушалась на себя юная Бронте. Самокритичная Шарлотта стремится быть не только добропорядочным человеком, она сильно желает, чтобы самобичевание переросло в самоуважение.

К осени школа мисс Вулер, по причине разных хозяйственных дел, вынуждена переехать в Дьюсбери, не далеко, всего около трёх миль. Но как разительно отличалась местность. Мрачноватая низина с частыми туманами и застойным воздухом. Хотя здесь рос в изобилии вереск, любимый сестрами Бронте и напоминавший им о доме, они находили, что пустоши на холме в Хауорте более живописны, но главное, что дышится там легче и свежее. Пагубное влияние здешнего климата сказалось на самочувствии Шарлотты и Энн.

Желая облегчить отцу содержание семьи и помочь брату собрать деньги, Эмили решилась покинуть дом и испытать себя в качестве учительницы. У неё уже был небольшой опыт преподавания в воскресной школе. В сентябре она уехала в Галифакс, ей предстояло работать в школе, где обитало около сорока учениц. Условия оказались суровые. С раннего утра, вставать приходилось в шесть часов, и до позднего вечера Эмили занималась с детьми, спать она ложилась не раньше одиннадцати. Обязанности воспитателя и преподавателя сливались и сваливались на хрупкую Эмили, которая за целый день имела лишь получасовой перерыв. Рабский труд не мог не сказаться на впечатлительной и болезненной девушке. Но она самоотверженно терпела.

В Дьюсбери шестнадцатилетняя Энн под руководством мисс Вулер и Шарлотты постигала азы мудрости. Весёлая и озорная, она прилежно училась, и душевные волнения были ей ещё не знакомы, а на недомогания, которые иногда с ней случались мало обращала внимания.

Три сестры встретились в родном доме на Рождество. Как хорошо им было вместе у родного очага. Молодые Бронте должны были подумать, как и на что им дальше жить. Когда хлопоты уходящего дня: стирка, глаженье, стряпня и уборка были позади, сёстры садились за рукоделия, — шили, штопали, иногда вязали и вышивали до девяти часов вечера. Старшие в это время уходили на отдых, а фигуры юных Бронте тихо перемещались по коридорам в полумраке устремляясь к свету камина. Здесь тепло и не надо было зажигать свечу. При колеблющихся отсветах пламени проходили их беседы.

— Мы уже все взрослые, за исключением Энн и обязаны освободить отца от бремени нашего содержания, — строго сказала Шарлотта.

— Конечно же, мы должны поберечь нашего дорогого папу, — согласилась Эмили, — ему тяжело заботиться о нас, ведь скоро у него шестидесятилетний юбилей.

— Когда я закончу учиться тоже пойду в гувернантки, мне хочется обучать детей, как вы, — восторженно прошептала Энн.

Шарлотта и Эмили переглянулись и посмотрели на неё с сочувствием, потому что сами уже изведали эту нелёгкую долю.

— Папа слишком добр и щедр к своим неимущим прихожанам. С таким доходом не до либерализма, следовало бы ему быть по прижимистей, — высказался Брануэлл.

— Что ты, кто как не пастор должен заботиться о своей пастве, — возразила Шарлотта.

— Папа подаёт нам хороший пример, а ты его осуждаешь, не хорошо, братец, — мягко укорила Эмилия.

— Да, нет, я не осуждаю, а рассуждаю, — попытался оправдаться Брануэлл.

— Мои дорогие, нам нужно не только о дне сегодняшнем подумать, но и о своём существовании в будущем. Сами знаете, папа часто болеет …, — замолчала, не договорив Шарлотта.

— Но у тёти есть рента, — вставила Энн.

— Милая сестричка, ты, верно, забыла, что тётя Элизабет не Бронте, а Брануэлл и её наследство получим не мы, а наша родня, — напомнила Эмили.

— Слушайте, дорогие мои, может быть нам попытаться опубликовать свои стихи, — высказала Шарлотта только что мелькнувшую мысль.

— Да, что ты, куда нам тягаться с признанными поэтами, — возразила Эмили.

— Почему же, для начала напишем одному из них, спросим его мнение, чтобы не осрамиться в издательстве, а потом, последуем совету из присланного ответа, — сказала Шарлотта, всё больше загораясь этой идеей.

— Ты думаешь нам ответят? — Эмили сомневалась в успехе этого предприятия.

— Эмили, стихи твои так хороши, что не понравиться не могут.

— Нет, дорогая, посылай свои. Посмотрим, что тебе ответят.

— Что вы, сестрички мы все славно пишем! — воскликнул Брануэлл, окрылённый предложением Шарлотты.

— Ты братец, не забыл, что обещал всей семье? Стать знаменитым художником, а стихи оставь на баловство, — напомнила старшая сестра, шутя.

— Ты тоже грезила профессией живописца, а теперь ударилась в стихи, — парировал Брануэлл.

— Ах,