Царство селевкидов. Величайшее наследие Александра Македонского - Эдвин Бивен

Македонская пехота все еще была в раздраженном и подозрительном настроении. Роль ее в убийстве Пердикки, как кажется, в основном была пассивной; аристократы и всадники действовали через голову пехотинцев. И хотя они примирились с изменением командования, они не могли не чувствовать, что в чем-то предводители их обманули. Они охотно ответили на призыв Эвридики, амбициозной супруги Филиппа Арридея, когда она начала жаловаться, что Пифон покушается на права их кумира – бедного недоумка-царя. Пифону и Арридею удалось до некоторой степени усмирить их, отказавшись от регентства; они продолжали осуществлять свои права лишь до появления Антипатра, которого вслед за тем армия выбрала регентом вместо них. Антипатр, великий представитель старых дней Филиппа, должен был все наладить.

Но теперь, когда появился Антипатр, результат был тот, что он также поссорился с македонскими воинами. Дело было в деньгах, которые обещал Александр и которые Антипатр то ли не хотел, то ли не мог выплатить немедленно. Эвридика и сторонники Пердикки довели воинов до бешенства. Армия стояла лагерем на берегах реки. С другой стороны были войска, которые Антипатр привел с собой из Македонии. На верность этих новых рекрутов можно было полагаться вполне, однако большая армия, включавшая в себя ветеранов, завоевавших мир, которая выбрала царей и считала себя суверенной властительницей империи, подняла открытый бунт. Когда Антипатр перебрался через реку, чтобы побеседовать с воинами, его встретили камнями. Двое мужчин противостояли взбешенной толпе и спасли Антипатра. Один из них, как и сам Антипатр, был полководцем времен Филиппа – Антигон, сатрап Фригии, другой принадлежал уже новому поколению и предстал во всем блеске юности и военного престижа – Селевк, командир конницы. У них обоих было достаточно влияния, чтобы отвлечь внимание озлобленной толпы, пока Антипатр бежал по мосту к своему собственному лагерю. Здесь к нему присоединились офицеры конницы, и перед лицом объединенной воли своих наследственных вождей пехоте с неохотой пришлось утихомириться и подчиниться[24]. Приход Антипатра к регентству принес с собой (как и вступление в эту должность Пердикки) перетасовку должностей в империи. Функции, которые были объединены в лице Пердикки, разделили между Антипатром, ставшим опекуном царей, и Антигоном, принявшим должность главнокомандующего всеми македонскими войсками в Азии с задачей подавить Эвмена и остаток старой роялистской партии. Антигон, конечно, продолжал владеть своей старой сатрапией во Фригии, к которой теперь добавилось его новое военное командование. Различные изменения в то же самое время были сделаны и в отношении других сатрапий. Ценность территориальной базы стала еще более очевидна теперь, чем была три года назад. Пифон отправился обратно в Мидию; Арридей получил Геллеспонтскую Фригию. Для Селевка договор в Трипарадисе вернул шанс, который он упустил при договоре в Вавилоне. Роль, которую он сыграл в спасении жизни Антипатра, поставила его в сильную позицию. Возможно, теперь было уже немного сатрапий, в которых ему могло бы быть отказано, если бы он попросил. Его выбор теперь показывает, как он изучил пример Птолемея. Отдав свое командование гетайрами Кассандру, сыну Антипатра, он стал править провинцией, которая из всех частей империи имела больше всего общего с Египтом,– провинцией Вавилония.

Ввиду огромной важности Вавилонии среди других провинций сначала кажется удивительным, что после кончины Александра она досталась не кому-то из великих вождей. Она была отдана некоему Архонту из Пеллы[25]. Объясняется это, безусловно, тем, что Вавилон должен был быть штаб-квартирой правительства регента, и Пердикка не хотел иметь непосредственно рядом с собой слишком могущественного правителя. Сатрап Вавилонии должен был быть всего лишь подчиненным даже в своей собственной столице. Архонт не радовался этим обстоятельствам, как мы можем судить из того факта, что через два года он оказался в оппозиции Пердикке (или же Пердикка, во всяком случае, считал его оппозиционером). Регент – находившийся тогда в Киликии по дороге из Малой Азии в Египет – послал одного из своих офицеров, которым он доверял, Докима, чтобы тот заменил Архонта; бывший сатрап должен был стать просто собирателем дани с провинции. Архонт попытался удержать свою сатрапию военной силой. Однако к эмиссару регента присоединилась часть населения провинции, и в последовавшей стычке Архонт пал, смертельно раненный. После этого Вавилон принял Докима с распростертыми объятиями; тот удерживал его для Пердикки, покуда несколько месяцев спустя ситуация внезапно не изменилась. Регент лежал, истекая кровью из множества ран, на берегу Нила, и оппозиция восторжествовала. Нельзя было ожидать, что Доким останется на своей должности. Вавилонию вожди в Трипарадисе передали Селевку[26].

Что после этого произошло между Докимом и Селевком, мы не знаем[27]. В следующем году Селевк владел Вавилоном, а Доким с другими сторонниками покойного регента скрылся в холмах Писидии[28]. Положение сатрапа Вавилонии приобрело дополнительную важность после новых назначений. Теперь его уже не затмевал имперский двор. Два вождя, унаследовавшие власть Пердикки, располагались один в Македонии, а другой – в Келенах (Фригия). Селевк теперь стал хозяином наследства Навуходоносора. На тех же террасах, где тремя столетиями раньше бродил Навуходоносор и говорил: «Это ли не величественный Вавилон, который построил я в дом царства силою моего могущества и в славу моего величия!» (Дан., 4: 27), теперь ходил, как господин, юный македонец и смотрел на тот же самый Вавилон, простиравшийся перед ним на юг, как на свои владения.

Вавилония, у которой было столько общего с Египтом, отличалась от него одним, как к своей выгоде, так и невыгоде – своим центральным положением. Через Евфрат и Северную Сирию она соприкасалась со Средиземноморьем и Западом, в то время как несколько дней пути через долину отделяли Тигр на востоке от горной гряды, за которой вздымалось Иранское плато – Иран, где облик мира и обычаи людей так отличались от тех, что господствовали при реках вавилонских. Если человек хотел править всей империей Александра, то Вавилон был лучшим местом для правительства, чем Египет; если же, с другой стороны, правитель Вавилонии был недостаточно силен, чтобы надеяться на большее, чем просто независимость, он, конечно, должен был бы больше ввязаться в дела своих соседей, чем правитель Египта. Селевк должен был с тревогой следить за ходом событий в землях вокруг Средиземноморья, где, как казалось, восходила звезда Антигона, и в Иране, где македонские вожди, македонские и греческие армии все еще были сомнительным элементом.