Человек в коричневом костюме - Агата Кристи

Милл-Хауз был построен давным-давно, и половицы повело.Карандаш катился все быстрее и наконец докатился до окна. Под широкимподоконником стоял низенький шкафчик. Он был закрыт, но мне вдруг пришло вголову, что если отворить дверцу, то карандаш закатится вовнутрь. Я так и сделала.Карандаш немедленно закатился и скромненько устроился в самом дальнем углу. Ядостала его, отметив про себя, что, поскольку в комнате темно, а низ шкафчикарасположен почти вровень с полом, извлекать карандаш приходится вслепую, наощупь. Кроме карандаша, в шкафчике ничего не оказалось, но, будучи человекомосновательным, я решила обследовать и второй шкафчик, стоявший упротивоположного окна.

На первый взгляд он тоже вроде бы был пуст, однако я упорнообшаривала его дно дюйм за дюймом, и мое упорство было вознаграждено: явнезапно нащупала твердый картонный цилиндрик, заброшенный или случайнозакатившийся в угол. Вытащив находку на свет божий, я сразу поняла, что этотакое. Фотопленка фирмы «Кодак»! Вот так находка!

Я, конечно, понимала, что пленка вполне может принадлежатьсэру Юстасу Педлеру и ее просто могли не найти, опорожняя шкафчик. Но мне в этоне верилось. Слишком уж новый вид был у красной обертки. Да и запылилась онаровно настолько, насколько полагалось запылиться вещи, пролежи она в шкафчикедва-три дня, то есть с момента убийства. Если бы она провалялась там дольше,слой пыли оказался бы намного толще.

Кто обронил пленку? Женщина или мужчина? Я вспомнила, чтодамская сумочка выглядела нетронутой. Если бы она раскрылась, когда женщина бороласьс убийцей, и пленка упала бы на пол, то за ней наверняка выпало бы и несколькомонет… Положительно, женщина уронить фотопленку не могла.

Я вдруг подозрительно принюхалась. Неужели запах нафталинатеперь преследует меня повсюду? Клянусь, пленка тоже пахнет нафталином. Яподнесла ее к самому носу. От нее исходил собственный, довольно сильный испецифический запах, однако, несмотря на это, я легко различила стольненавистное мне «амбре». И вскоре поняла, в чем причина. К пленке прилипланитка, от которой жутко воняло нафталином. Значит, моя находка некогда лежала вкармане мужчины, погибшего в подземке. Мог ли он выронить ее здесь?Маловероятно. Это не укладывалось в схему.

Нет, это был другой человек, «доктор». Он взял пленку вместес запиской. И уронил ее здесь, когда боролся с женщиной.

Наконец-то найден ключ к разгадке тайны! Я проявлю пленку ирешу, что делать дальше.

Окрыленная, я вышла из дома, вернула ключи миссис Джеймс исо всех ног помчалась на станцию. По пути в город я вынула записку и взглянулана нее еще раз. И вдруг цифры обрели новое значение… Что, если это дата? 17. 1.22. 17 января 1922 года. Ну конечно! Как глупо, что я не подумала об этомраньше! Но в таком случае мне обязательно нужно узнать, где находится замокКилморден, – ведь сегодня четырнадцатое число. До семнадцатого всего три дня,слишком мало… положение практически безнадежное, потому что я понятия не имею,где искать проклятый замок!

Сдать фотопленку в тот день я не успела. Мне нужно былоторопиться домой в Кенсингтон, чтобы не опоздать к обеду. Однако я подумала,что выяснить, правильные ли я сделала выводы, очень просто. Я поинтересоваласьу мистера Флемминга, не обнаружили ли среди пожитков погибшего фотоаппарат. Мнебыло известно, что мистер Флемминг живо интересовался случившимся и зналмельчайшие подробности.

К моему удивлению и досаде, он ответил, что никакогофотоаппарата у мужчины не было. Вещи до-смотрели самым тщательным образом,надеясь наткнуться на какую-нибудь мелочь, которая позволила бы понятьпсихологию погибшего. Но мистер Флемминг твердо помнил, что фотоаппаратаполиция не обнаружила. Это несколько подрывало мою теорию. Если у мужчины небыло фотоаппарата, то зачем он носил с собой фотопленку?

Рано утром я отправилась проявить мою драгоценную находку. Ятак волновалась, что буквально бежала бегом всю дорогу по Риджент-стрит добольшого магазина фирмы «Кодак». Зайдя, я протянула продавцу пленку и попросиласделать фотокарточки каждого кадра. Мужчина сложил горку из пленок, упакованныхв желтые оловянные цилиндрики и предназначенных для съемок в тропиках, и взялмою добычу.

Потом поднял на меня глаза.

– По-моему, вы ошиблись, – улыбаясь, сказал он.

– О нет! – возразила я. – Все правильно.

– Вы дали не ту пленку. Эта еще не отснята!

Стараясь по возможности сохранить чувство собственногодостоинства, я вышла из магазина. Смею заметить, что человеку бывает полезновремя от времени убедиться в собственной глупости. Хотя удовольствия это ещеникому не доставляло.

Ну а затем… затем я поплелась мимо крупных пароходных контори вдруг остановилась как вкопанная. В витрине красовалась роскошная моделькорабля, на котором явственно читалась надпись «Замок Килморден». У менямоментально созрел бредовый план. Распахнув дверь, я вошла в контору, подошла кстойке и прерывающимся голосом (на сей раз совершенно искренне!) пролепетала:

– Когда отплывает «Замок Килморден»?

– Семнадцатого, из Саутгемптона. Конечный пункт – Кейптаун.Вам билет в первом или во втором классе?

– А сколько стоит?

– Первый класс – восемьдесят семь фунтов, второй…

Я не дала клерку договорить – меня сразило неожиданноесовпадение. Ведь мое наследство составляло именно восемьдесят семь фунтов! Ярешила положить все яйца в одну корзину и произнесла:

– Первый класс, пожалуйста.

Теперь я была просто обречена на приключения…

Удивительно, но мне, видно, не суждено обрести покой. А ятак люблю мирную жизнь. Люблю клуб, игру в бридж, хорошо приготовленную еду ивкусное вино. Англия мне нравится летом, Ривьера – зимой. У меня нет никакогожелания испытывать острые ощущения. Нет, я, конечно, с удовольствием прочту очем-нибудь эдаком, устроившись с газеткой у камина. Но не больше того. Для меняглавное – полный уют и комфорт. Я приложил немало умственных усилий и потратилдовольно много денег, чтобы достичь своей цели. Но не могу сказать, что мневсегда это удавалось. Вокруг меня вечно происходят какие-то необыкновенныесобытия, обычно мне удается остаться в стороне, но нередко я, сам того нежелая, оказываюсь втянут в какую-то авантюру. А я ненавижу, когда меня вочто-нибудь втягивают.

Пишу это потому, что Гай Пейджет явился сегодня ко мне вспальню с кислой миной. В руке у него была телеграмма.

Гай Пейджет – мой секретарь, очень прилежный,исполнительный, работящий – в общем, достойный всяческого восхищения. Он беситменя, как никто другой. Я долгое время ломал голову, придумывая, как бы от негоизбавиться. Но не очень-то просто уволить секретаря, когда он предпочитаетработу, а не развлечения, любит вставать ни свет ни заря и безгрешен, точноангел. Единственное, что я нахожу в нем забавным, так это его лицо. Он похож наотравителя, жившего в четырнадцатом веке, – таким парням семейка Борджиапоручала обстряпывать свои милые делишки.